Однако благословение не реализовалось полностью — после того, как Шломо включил кондиционер, комната начала набирать высоту. То есть, если выразиться поточнее, наша комната не поднялась в воздух в буквальном смысле, но шум, что раздавался из кондиционированного окна, в точности напоминал оглушающий шум и вибрацию «Боинга-747», когда этот гигантский аэробус поднимается ввысь, как гордый орел…
Мы стояли на нашем домашнем аэродроме, потрясенные необычайной мощностью звуковых эффектов. Однако после того, как это необычайное явление продолжилось четверть часа и мы все еще взлетали ввысь, я набрался смелости и заметил Шломо:
— Шумит немного.
— Извините, — ответил инженер по охлаждению, — не слышно.
— Шум, — прокричал я, — шум!
— Что?
— Ш — У — М!
— Я, — прокаркал инженер как ворона, — я не слышу никакого шума!..
Наша комната поднялась уже на высоту тридцать тысяч футов. Поскольку у меня не было никакого опыта в чтении по губам, я вызвал инженера на лестницу, чтобы поговорить с ним об этом явлении в относительной тишине. Шломо объяснил мне, что «Шептун», как и всякий девственный кондиционер, нуждается в раскрутке в течение пары дней, для того чтобы все его совершенные части привыкли к новой обстановке. Холодильщик дал нам номер телефона их конторы и упрашивал нас, чтобы мы завтра же утром сообщили ему о том, что слышно у нас в доме. Затем его образ исчез в густом тумане.
* * *
Тот вечер запомнился нам как замечательное светозвуковое представление. Каждые четверть часа я вставал с постели, зажигал в комнате свет и, подходя по настойчивому требованию женушки к свежеустановленному кондиционеру, снова и снова нажимал на кнопку глушителя «Сайленсер», но ни разу мне не удалось хоть чуть-чуть заглушить истерические крики жены. Как выяснилось, разницу в шуме после включения особого прибора и без оного человеческое ухо не различает. Мы продежурили всю ночь напролет. До полуночи мы набирали высоту на крутом взлете, непрерывно поедая консервы. Я со своим проклятым оптимизмом вначале утверждал, что можно адаптироваться к любой ситуации, но в два часа ночи кнопка «Сайленсера» сломалась, и я перешел к богатому по выразительности венгерскому языку. Дети время от времени навещали нас, утверждая, что их кровати трясутся, и Амир высказал свои опасения, что в кондиционере сидит маленький барабанщик, который тренируется в выбивании дроби.
Надо признаться, что прохлада была приятной. В три часа ночи жена встала и раздала нам специальные пробки для затыкания ушей, которые применяются ныряльщиками. И действительно — мы тут же погрузились в мир молчания, и из внешнего мира не доносилось никаких звуков, кроме оглушающего рева «Боинга-747». В пять утра жена написала на бумаге, так как это было единственное средство коммуникации, которое у нас осталось:
«Нужно вернуть этот ужас».
Я дал ей ответную телеграмму:
«Мы заплатили Шломо вперед, он не заберет его».
Жена предложила обратиться в Верховный суд.
У меня возникла революционная идея: я подошел к «Шептуну» и внезапным резким движением руки выключил его. Комната стремительно приземлилась, и по ней распространился приятный летний зной. Такого мы не ощущали с начала века. Мы чувствовали себя прекрасно, как пара шпионов, вернувшихся с холода.
* * *
Утром я набирал номер дрожащими руками.
— Послушайте, — сказал я Шломо, — ваш кондиционер…
— Хорошо, — сказал инженер холодно, — мы вернем вам полную цену аппарата.
Примерно через две минуты на пороге нашего жилища появились двое мощных рабочих и с проворством чертей сняли «Шептуна», оставив на его месте дыру цвета голубого неба. И всего лишь за полторы тысячи лир одномоментно они согласились по нашей просьбе заделать и дыру. Наша радость по поводу того, что «боинг» забрали, была столь велика, что о цене заделки мы уже не спорили. Надо уметь и проигрывать.
В ту ночь мы спали прекрасно, впервые за двое суток. Вначале тишина немного мешала, но мы очень быстро к ней привыкли, как будто это была самая естественная вещь.
* * *
Каковы же проделки дьявола местного разлива?
В конце недели мы ходили в гости к нашим новым друзьям в Холоне, и как только вошли в хорошо кондиционированный салон до нас донесся знакомый вой «Боинга-747»…
— Утром нам установили кондиционер «Йестердей», — прокричал хозяин с лицом цвета свеклы, — мы уже заявили производителю, что возвратим им этот ужас. Мы проигрываем только на стоимости монтажа и установки…
Я подошел к прибору взлета. Да, вы уже догадались — кнопка «Сайленсера» была сломана. Я сломал ее собственноручно в начале этого рассказа.
* * *
Шломо оказался прижатым к стене своей конторы. Моя рука, как клещами, обхватывала его горло, а в моих глазах сверкали отблески смерти. Через несколько минут он раскололся:
— Кондиционеры — это не бизнес, из-за налогов, — извивался поверженный в прах инженер по охлаждению, — бизнес — это установка и заделка дыр в окнах…
Я заставил его пройти со мной на большой склад фирмы. Склад был пуст. Один-единственный кондиционер стоял там в углу, наш старый знакомый «Боинг-747», а рядом двое мощных рабочих ели сандвичи с сыром и помидорами…
— Мы, — пробормотал Шломо, — продаем один и тот же кондиционер каждые два дня… нужно же с чего-то жить… у меня дети… жена… любовница…
* * *
Вы читали в газетах, что предприятие «Йестердей» на этой неделе закрылось? Они, как выяснилось, сделали ошибку, стоившую им жизни, и продали кондиционер навсегда одинокому пенсионеру из Бат-Яма, который, на их беду, оказался совершенно глухим. Два дня, долгих как еврейское рассеяние по всему миру, провел Шломо в своей конторе у молчащего телефона, непрерывно ожидая жалобы, но она так и не поступила. В конце концов он сам, охваченный растущей с каждой минутой паникой, позвонил пенсионеру:
— Извините, господин, кондиционер случайно не шумит немного?
— К сожалению, — ответил старик, — как раз сегодня я занят.
— Можно вернуть кондиционер, — прокричал Шломо в отчаянии во все горло, — деньги мы возвратим…
Так Шломо остался без бродячего кондиционера и вследствие отсутствия другого «боинга» вынужден был закрыть свое предприятие. Я слыхал, что еще два небольших предприятия по установке кондиционеров закрылись. Может… все они… все… работали с одним и тем же кондиционером…
Заставлять или не заставлять?Если в окружающей нас среде двое останавливаются на улице и начинают изливать друг другу душу, то возможно, что они обсуждают проблемы региона или спорят о постоянно улучшающемся балансе импорта, но довольно скоро беседа все равно переключится на самую волнующую тему: пойдет ли Амир Кишон в сад или нет?
