На ужин потчевали какой-то тухлятиной. Зловоние, исходившее от туземцев, и их громкая речь – все это действовало на измученные нервы.
3
Многое мне довелось в жизни выстрадать, но, пожалуй, каторга в «Лохани» превзошла все муки, вместе взятые. Каждая прожитая там минута наваливалась непомерной тяжестью. Мощная река непрестанно несла смерть.
Посередине реки выступала островком зеленая отмель, где стояла построенная на сваях хижина. В полдень туда направилась на лодке группа: четверо вооруженных стражников во главе со щуплым капралом.
– По-моему, там держат кого-то в заточении, – предположил Альфонс Ничейный.
Мы долбили кирками каменистый берег, вздрагивая под градом обломков. Вдруг Чурбан Хопкинс схватил меня за руку.
– Взгляни туда!
Я взглянул и едва сдержался, чтобы не вскрикнуть…
Левин! Чокнутый кулинар стоял в группе инженеров. Но с ним произошли такие разительные перемены – прямо не узнать! Волосы аккуратно причесаны, лицо выбрито, желтые бриджи, как на остальных, и пробковый шлем.
– Ну, пошевеливайтесь! – раздался окрик надсмотрщика, подкрепленный ударом бича.
Люди называется, а хуже диких зверей! Мы снова заработали кирками. Левин, подобно призраку, куда-то испарился.
– Ты что-нибудь понимаешь? – шепотом спросил я Альфонса Ничейного.
Он тряхнул головой и задумался, время от времени бросая взгляд на мост вдали и рельсы.
– Хорошо бы раздобыть поваренную книгу Левина! – вдруг ни с того ни с сего сказал он.
Совсем у парня крыша съехала! На кой ляд ему сдалась поваренная книга?
В полуденный зной нам дали двухчасовую передышку. Все кости ломило, делить скудную норму воды на порции было равносильно муке адовой. И река – река смерти – пенясь бурунами, прорывалась сквозь узкое ущелье… Время от времени слышалось громкое клацанье – это кто-то из неисчислимого скопища крокодилов захлопывал пасть.
– Тс-с…
Из кустарника позади какой-то тип делал нам знаки. Левин!
– Буду ждать вас у мангрового дерева над «Лоханью».
Мы проследовали к указанному месту, пользуясь тем, что во время перерыва охранники не слишком строго следили за арестантами.
– Идемте со мной… и побыстрее… Часового я отослал под благовидным предлогом.
– Каким образом произошли перемены в вашей судьбе? – не вытерпел Альфонс Ничейный.
– На этот вопрос я вам ответить не могу, сударь, так что не спрашивайте. Но я готов вам служить душою и телом в знак вечной признательности за вашу благородную дружбу.
Это верно: не вмешайся мы вовремя, и быть бы ему зарытым в песок живьем. Легионеры – народ нервный, а Левин их тогда Достал своим гастрономическим бредом.
– Помилуйте! – ответил ему я. – Солдатская дружба превыше всего, так что, право же, не стоит благодарности.
Нет-нет! То, что вы сделали для меня, не забывается! – Глаза его заволокло слезами, он порывисто схватил Альфонса за руку. – Вы спасли мне жизнь…
– Ну что вы… не стоит преувеличивать, – решил поскромничать Альфонс Ничейный.
– Без всяких преувеличений! Не принеси вы тогда мне в карцер рыбу, меня уже не было бы в живых.
Мы растерянно молчали. Оказывается, он благодарит нас за порцию жареной рыбы и, видимо, начисто забыл, что тогда в Сахаре мы действительно спасли ему жизнь.
– А теперь следуйте за мной! – скомандовал Левин. – Да побыстрее!
– Куда вы нас ведете?
– Идите смелей, сами увидите. Главное, чтобы все обошлось благополучно. Разве я могу подвести друзей, которые в карцере снабжали меня рыбой?
За скалами притулился сарайчик, где хранились инструменты. Сюда и препроводил нас Левин и, как только мы вошли, скрылся.
В сарайчике нас поджидал Турецкий Султан и юный солдатик – Ивонна Барре.
Хопкинс пытался было броситься на Султана, но мы его схватили.
– Да не держите вы его! Отпустите ублюдка! – завопил наш приятель, столь же агрессивный, сколь подозрительный.
– Господа! Господа, умоляю вас! – ломала руки Ивонна.
– Если не уйметесь, враз мозги повышибаю! – встал между драчунами Альфонс Ничейный.
Наконец все угомонились, и можно было приступать к разговору.
– Прежде всего… хочу поблагодарить вас… Господи, у меня нет слов!.. Подумать только: по своей доброй воле напроситься сюда, ради несчастного Франсуа… – Она разрыдалась.
– Франсуа Барре ночью скончался, – тихо сказал Турецкий Султан.
– Теперь всему конец… – прошептала Ивонна. – Все усилия оказались напрасными… Но он хотя бы видел… что я забочусь о нем… что у него есть друзья… Это наверняка было ему облегчением… И я еще раз… от всей души благодарю… – Ее душили слезы.
Мы стояли молча, сочувствуя ее горю. Наконец Ивонна собралась с силами, утерла слезы.
– Из-за меня… вы попали в беду.
– Пустяки, – сказал Альфонс Ничейный, – мы привыкли жить среди опасностей. А вот вам непременно надо вырваться отсюда…
– Я доставлю ее домой, – заявил Султан.
– Хотелось бы знать, как ты попал сюда и какова твоя роль здесь, – тихо спросил Альфонс Ничейный.
Турецкий Султан слегка покраснел.
– Сперва я увидел здесь возможность разбогатеть… В письме, копию которого ты переслал, Франсуа Барре пишет, что в Игори творятся махинации и баснословными суммами подкупают каждого, чтобы не совал свой нос в темные делишки. Тогда я подумал: пускай меня подкупят, я возражать не стану. Подбил Квасича – вдвоем веселее. Деньжата у меня еще оставались, хватило, чтобы снарядить небольшой караван и добраться до Игори…
– Но ведь ты получил от нас целое состояние, когда мы провернули операцию с алмазными копями!
– Да, – нехотя признал Турецкий Султан. – Только ведь любое состояние ничего не стоит просадить в рулетку… В общем, явился я к капитану с тем, что мы, мол, по поручению семьи Барре разыскиваем Франсуа. После чего… Ну, все случилось, как в письме было написано… Меня подкупили баснословной суммой…
– А чего ради ты выдал мадемуазель Барре, когда она здесь появилась?
– Чтобы она не наделала глупостей. Кроме того, Беспроволочный Телеграф порылся в ее багаже и обнаружил там женские вещи. Мне надо было завоевать доверие капитана, вот я и решил, что лучше уж я заложу Ивонну.
– Капрал и правда рылся в моих вещах… Он сам сказал… – вставила Ивонна.
– Выходит, ты с нами заодно?
