– Это просто чудо: ты, под фонарем… Что-то сказочное! А если бы я не вышел, ты бы уехала?
Смущенная, она напрасно подыскивала слова, а потом бессильно кивнула головой.
– Я собиралась написать вам записку…
– Я бы очень расстроился. Посидишь немного? Здесь ужасно жарко, но, если повезет, я найду нам что-нибудь выпить.
В его радости не было никакого наигрыша: он действительно был счастлив, что она здесь, и не скрывал этого. Помогая ей снять пальто, он прикоснулся к ее шее, почувствовал запах ее духов.
– Проходи в гостиную, устраивайся, – дрогнувшим голосом предложил он.
Открыв двойную дверь, он включил свет и опустил бархатные занавески.
– Я сейчас, чувствуй себя как дома.
Растерянно оглядываясь, она выбирала, где ей сесть. В большой комнате стояли глубокие диваны и удобные кресла вокруг низких столиков, – должно быть, это была приемная. Роскошная обстановка была подобрана с безупречным вкусом: наверняка это вызывает доверие у клиентов.
– У нас тут всегда шампанское. Мы отмечаем победы, – радостно объяснил он. – Ты его все еще любишь?
Поставив бутылку и два бокала на мраморную консоль, он повернулся к ней. Оба вдруг в смущенном молчании посмотрели друг на друга. За прошедшие полтора года не было и дня, чтобы она не вспомнила о нем, а он много раз тянулся к телефонной трубке. Шарль скучал по ней, почти тосковал, хотя, когда они еще встречались, без труда держал на расстоянии. Неожиданно для себя он так и не смог забыть ее после разрыва, и мысль, что она сейчас с другим, не давала ему заснуть по ночам.
– Как поживает Стюарт? – холодно спросил он. Она ждала этого вопроса, но все равно занервничала.
– Поэтому я и пришла к тебе, – чуть слышно произнесла она.
Все рухнуло в одночасье, и она с болью осознала это. Она любила Шарля, и их разрыв ничего не изменил. Нехотя она продолжила:
– Мне не хотелось, чтобы вы все узнали от Клары. Я отослала ей письмо.
Он откупоривал шампанское, и она решилась взглянуть на него. Для него это был удар: он стиснул челюсти и замер. В другое время такая реакция осчастливила бы ее, теперь же она испытывала только смятение.
– Мои поздравления, – бесцветным голосом сказал он.
Теперь он смерил ее взглядом, жестким взглядом, – и она стала оправдываться.
– Вы так долго молчали, Шарль…
Вместо ответа он приблизился к ней и резко притянул к себе за шею.
– Ты не можешь говорить мне «ты»? Я что, так на тебя действую?
Он прижимал ее к себе все сильнее, у нее перехватило дыхание.
– Ты сама уехала, – напомнил он, – а я просто не погнался за тобой. Успокойся – ты приняла правильное решение.
– Вы этого хотели, ведь правда?
– Нет, если хочешь знать! Но так лучше для тебя. Он не давал ей шевельнуться, обхватив одной рукой голову, а другой талию.
– Когда свадьба?
– Через месяц.
– Я уеду из Парижа, это очень тяжело. Странная идея жениться среди зимы. Шикарно! По-английски! Что хочешь в подарок? Список приглашенных уже составили?
– Шарль, прекрати, – пробормотала она.
Она не понимала его насмешек, но достаточно хорошо знала его, чтобы понять, что он в сильном раздражении.
– Пока ты еще ему не жена, может, поцелуешь меня?
Он яростно впился в ее губы, а она даже не пыталась противиться. Но стоило ему остановиться, как она шепнула:
– Скажите одно слово, и я все отменю.
– Зачем? Разве ты не любишь его?
– Скажите, Шарль…
– Увы, мне очень жаль…
Медленно, кончиками пальцев он с такой чувственностью расстегнул молнию на ее платье, что ее охватила долгая дрожь.
– Ты выходишь за него, потому что хочешь детей?
– Да, – неуверенно ответила она.
– Тогда ты права!
Шерстяное платье бесшумно упало на толстый ковер. Она не делала ни малейшего движения, чтобы остановить Шарля, и он расстегнул бюстгальтер. Его руки прикоснулись к ее груди, и она не смогла сдержать глухой стон. Больше ее не надо было удерживать: она и не думала о том, чтобы высвободиться. Запрокинув голову, она с таким сладострастием отдавалась его ласкам, что у нее кружилась голова. Никогда Стюарт не доставлял ей такого удовольствия, и Шарль это понимал. Если бы ей было так же хорошо с кем-нибудь другим, она бы уже давно сбежала отсюда. Опустившись на колени, он продолжал раздевать ее: снял туфли и чулки. Когда она оказалась обнаженной, он снял с ее левой руки обручальное кольцо и небрежно швырнул в туфлю.
– Дорогая, он даст тебе то, чего не дам я. С ним ты создашь семью и забудешь меня…
Он положил руки ей на бедра, а она, пойманная в ловушку, закрыла глаза и не сопротивлялась. Он так часто думал о ней, что помнил мельчайшие изгибы ее тела, знал ее желания и стыдливость. Он коснулся губами ее живота, почувствовал ее дрожь и продолжил. Схватив его за плечи, она дико царапала его через рубашку, утратив контроль над собой. Он ненадолго остановился, поднял голову к ней и спросил:
– Он хотя бы хороший любовник? Не такой бестолковый, каким выглядит? Ты счастлива? Он лучше меня?
От удивления она отступила на шаг, потом с размаху дала ему пощечину.
– Ты мерзавец, Шарль! – истерично закричала она.
Потом в слезах рухнула рядом с ним, и он обнял ее.
– Прости, – тихо произнес он. – Я ужасно ревную, со мной такого никогда не было. Мне так плохо.
С безграничной нежностью он гладил ее волосы, шею, спину, и она понемногу успокоилась. Ему было противно, что он проявил такой цинизм. Он знал, что потеряет ее навсегда, но отказывался принять неизбежное, а выбора уже не было. Да и был ли он когда-нибудь?
– Разве ты не ревновал Юдифь? – спросила она.
Этот вопрос многие годы обжигал ее губы, она все не решалась задать его, но теперь хотела знать ответ.
– Она не давала мне поводов, – неохотно произнес он. – Я не хочу говорить о ней.
– Знаю. Но она всегда стояла между нами, мы никогда не могли поговорить о ней и…
– Сильви, нет!
Это было предупреждение, но она продолжила.
– Из-за нее ты не хочешь любить меня, не хочешь…
– Но я люблю тебя.
Крайне униженный своим признанием, он хотел подняться, но она, обхватив его шею, не пустила его, и он остался сидеть. Повисла тишина, и ни один из них не пытался ее нарушить. Она лежала у него на руках, вдыхала его запах, мысленно повторяла его последние слова. Волшебная фраза, которую она уже перестала ждать. Могла ли она ошибиться? Снаружи по бульвару время от времени проезжали машины, но шум моторов и клаксонов заглушали тяжелые занавески.
