— Чего ты хочешь, Габриэль? Что нужно для того, чтобы ты избавился от нее?
Находясь за дверью, Кесси схватилась за сердце, которое вдруг перестало биться. Грудь просто разрывало от боли. А ведь он предупреждал ее, что любви в этом браке не будет, устало припомнила она. В их сделке любовь не играла никакой роли. И все же она и не предполагала, что их брак был заключен лишь из чувства мести… А сейчас ей стало до боли ясно: месть была единственным мотивом Габриэля…
Габриэль, несомненно, ненавидел своего отца. Иначе зачем бы он все это затеял?!
От его смеха волосы вставали дыбом.
— Я не Уоррентон, папа, а посему деньги меня не соблазнят. Видишь ли, мне от тебя ничего не надо. Совсем ничего! И не надейся, что тебе удастся уговорить мою жену покинуть этот дом, исчезнуть, растаять без следа.
Голос герцога зазвенел от ярости:
— Смена платья не превратит ее в леди. Только подумай, какой скандал разразится по твоей милости!
Кесси отпрянула от стены. Она больше не могла выносить этого откровенного издевательства. Повернувшись, она помчалась вверх по ступенькам, пытаясь подавить рвущиеся из груди рыдания.
— Как будто общество не привыкло к скандалам вокруг моей персоны! А вот для тебя все это будет в новинку, отец, На твоем месте я бы и не пытался отделаться от Кесси. Иначе, клянусь, устрою такой скандал, что чертям в аду жарко станет! И в центре этого скандала будет твоя многоуважаемая персона! А мы оба знаем, что герцог Фарли не переживет этого. Так что лучше смирись с моей женитьбой. Кесси станет частью твоей жизни, так же как и моей.
Герцог остановился посреди гостиной, он уже успел овладеть собой и был спокоен и холоден. Таким его и помнил нелюбимый сын с детства. Габриэль никак не отреагировал на перемену в поведении отца, он лишь молча наблюдал за ним, понимая, что и в полной тишине слышны фанфары победы над очень сильным противником.
Да, он оказался прав, что решил привезти ее сюда. Фарли-Холл был предметом отцовской гордости и светом в окошке для него. И его будет бесить каждая минута пребывания здесь этой шлюшки, этой янки… Вот и хорошо: пусть побесится, пусть потрепыхается в бессильной ярости!
Габриэль склонил голову.
— Отлично! Вижу, что мы поняли друг друга. — Подняв темную бровь, он добавил: — Извини, что не останусь переночевать, папа. Я должен срочно выехать в Лондон. Мы привезли ходовой товар, так что дел у меня сейчас по горло. И вот еще что, папа, — легкая улыбка заиграла на его губах, — будет мудро, если ты велишь собрать все серебро в доме и запереть на ключ. Моя дорогая женушка страдает от странной привычки тащить все, что плохо лежит. Представляешь, она пыталась стащить у меня мои часы в первую же ночь, которую я провел в порту?!
Наверху была зажжена маленькая лампа, которая уютно осветила небольшой уголок спальни. Но Кесси от этого не почувствовала себя уютнее. Она рухнула на кровать и прижала ледяные ладони к пылающим щекам. Все ее удовольствие от роскоши этой комнаты испарилось. Габриэль специально задумал этот фарс, чтобы его жена-простолюдинка из ненавистного племени янки взбесила старика. Она ощутила себя нищенкой, абсолютно неуместной в этом шикарном доме… Он все задумал и рассчитал до мелочей.
Она и сама не поняла, когда вдруг почувствовала, что он вернулся и наблюдает за ней от порога. Да и наплевать ей было на это!
Ее возмущало само его присутствие в одной с ней комнате, в ее жизни! Но тебе, милая, только что преподали отличный урок! — горько возразила она себе. — Тебя ловко превратили в послушную марионетку! Сделали бездумной игрушкой! Только она больше не позволит ему вертеть собой! Пусть больше не рассчитывает на нее! Ни за что!
Она медленно подняла голову и взглянула на него. Габриэля не смутил ее испепеляющий, полный презрения взгляд. Да он настоящий монстр! Этот человек встретил ее гневные слова с высоко поднятой головой.
— Вы ненавидите его! — выпалила Кесси без всякой преамбулы. — Он — ваш отец, и все же вы ненавидите его. Почему? Он не дрогнул. Его ответ был спокоен и четок:
— Мое отношение к отцу именно такое, какого он заслуживает, янки. Впрочем, это моя забота и тебя совершенно не касается.
— Вы женились на мне, потому что я американка. И потому что ваш отец — герцог, а я… никто. И вы были уверены, что он возненавидит меня. Буду откровенен! — передразнила она его, процитировав слова Габриэля. — Как же, вы откровенный! Будьте вы прокляты! — выкрикнула она. — Зачем вы лгали мне?
— Ты не права, янки. Я сказал тебе правду, но при этом не открыл все свои карты. Мой отец настаивал, чтобы я женился на леди Эвелин вместо моего погибшего брата. Я же не собирался уступать его воле, и женитьба на тебе была самым верным способом избежать такой участи.
Лицо ее смертельно побледнело, а глаза засияли подобно двум драгоценным камням.
— Тогда по крайней мере объясните мне, почему он так ненавидит американцев! Ведь вы не можете отрицать, что он их просто на дух не переносит?
— Да, янки, это правда. Видишь ли, у моего старшего брата, Стюарта, и у меня — разные матери. Первой женой герцога была Маргарет. Говорят, он безумно любил ее.
Странно — словно он говорил о ком-то другом. Тот мужчина в гостиной не похож на человека, способного испытывать подобные чувства. Любовь и… герцог? Но Кесси приказала себе не отвлекаться на посторонние мысли, а внимательно слушать то, что ей рассказывают.
— У Маргарет была сестра в колониях. Когда Стюарт был еще совсем маленький, они втроем переправились через океан, чтобы навестить эту сестру. Тогда как раз закончилась война за освобождение колонии от английского владычества. Сестра Маргарет и ее семья оставались лояльными короне, но народ смертельно ненавидел таких людей. Война за освобождение была настоящей мясорубкой, где погибла уйма народу… И вот во время визита отца с женой негодяи подожгли дом сестры. Отец как раз ушел куда-то со Стюартом, и они остались в живых. Остальные погибли в огне.
Габриэль немного помолчал, как бы собираясь с мыслями.
— Мой отец буквально обезумел от горя. Ужасная смерть жены породила в нем неугасимую ненависть ко всем американцам, без разбора… И это задолго до того, как Стюарт погиб на том же континенте в битве за Новый Орлеан шесть месяцев назад.
Кесси закрыла глаза. Две молодые жизни, так нелепо прерванные в расцвете лет, — две трагические смерти, в которых обвиняли граждан ее страны… Но ведь это все равно несправедливо! Ведь она-то никак не повинна в их смерти!
Она широко раскрыла глаза, чувствуя, как грудь буквально стиснули стальные обручи. Болело сердце, болела душа. Она судорожно сцепила ладони на коленях.
— Пресвятая Богородица, неудивительно, что он возненавидел меня всей душой. А вы?.. Вы же знали, что иначе и быть не может!
Габриэль не стал отрицать очевидное.
Она с трудом проглотила ком в горле.
