Кэддок, Леон. Из рода могучих шведов (викингов в рогатых шлемах?), из упрямого племени морских бродяг. Каким-то образом пережили битву при Гастингсе. Обратились к земледелию, к церкви и к трудовой этике. Один из них, Эрик, породнился с Уилрайтами — дочери там все с длинными волосами цвета льна. Второго ребенка назвали Леоном. Подросший мальчик полюбил колеса со спицами, фланжировочные машины, «искусственный гром»; изобрел увлажнитель воздуха с термостатом — очень скоро на него перешли все текстильные фабрики центральных графств. Пока что Леон — единственный из Кэддоков, кому удалось прославиться. В текстильном мире он — мировая знаменитость. Этот Леон в последний момент женился на Энн, урожденной Бьюли (Bewley изначально означало «красивое место»; Дарем). Уже в зрелые годы он быстро разорился — в результате какой-то там авантюры в Северной Америке. В 1874 году покончил жизнь самоубийством. Его единственный сын женился на девушке из рода Истменов и в двадцать с чем-то лет вернулся в Англию (в Ланкашир). Их сын сперва отправился в сырую Калькутту, затем осел в Мельбурне — в год создания Федерации. На протяжении многих поколений проклятием Кэддоков были поздние браки и бездетность: тонкие ниточки рвались, словно рыхлая пряжа. У последней четы Кэддоков детей не было; имени суждено кануть во тьму. А Леон Кэддок как ни в чем не бывало фотографировал себе и фотографировал.
Остальные молча дослушали тупиковую историю до конца. Кэддок, устроившись в кресле, глядел прямо перед собою: никакой озабоченности он не выказал. Гвен, угнездившаяся на цветастом подлокотнике, заерзала, приоткрыла рот; от внимания прочих это не укрылось. В наступившей тишине леди Памела придвинулась к картине совсем близко, едва не ткнувшись в нее носом. А затем поплевала на платок и оттерла пятнышко мизинцем.
— Филип-Спенсер-Норт.
— Доктор, — добавила Саша.
— Пра-а-вда? О, как интересно. Атавизм — явление загадочное и вместе с тем такое понятное. Имя Нортов весьма прославлено в области земельных реформ, в науке, в медицине и так далее. Наследственные черты в высшей степени четко выражены. Прослеживаются далеко в прошлое — чистая работа! Вы — потомок графа Гилфорда. Многие Норты могут сказать о себе то же; как правило, все они в родстве по боковой линии. Я знавала вашего двоюродного дедушку, Эдмунда.
В приглушенном гуле звучало почтение — и вместе с тем удивление. Норт поскреб в затылке. Склонив массивную голову набок, Джеральд смотрел на Норта новым взглядом.
Леди Памела рассмеялась булькающим, словно вода в унитазе, смехом — как оно и пристало лондонской домовладелице:
— Эдмунд был настоящим джентльменом, только сумасшедшим, как мартовский заяц. Я вам такого могла бы порассказать!
Она отложила кисточку и впервые обернулась к гостям.
Да, глаза у нее голубые — пугающе голубые. От них вниз отходили притоки; такой тип эрозии скорее характерен для белой кожи в тропиках — для старческих рук в Индии; еще один канал или водовод обозначился у нее прямо под носом. Лицо было миниатюрное: веки, щеки и подбородок обвисли, но общей своей энергичностью уравновешивали растущий животик.
Леди Памела впилась глазами в Джеральда Уайтхеда.
— Смею вас уверить, вы из Нортов! У меня есть где-то фотография: старина Эдмунд на пони, — если вам интересно. Представители семьи в большинстве своем служили в колониях, но возвращались сюда в надежде отличиться.
Задребезжала посуда, обрывая нить рассуждений. Все, кроме леди Памелы, обернулись к двери. Бодрый старикан, без пиджака, зато в гвардейском галстуке, вкатил сервировочный столик.
— Привет! Как там наша знатуха имен, что?
Леди Памела оправила юбку.
— Ох, Рэгги, да уймись ты! — Она обернулась к дамам. — Мой муженек малость не в себе, как, впрочем, и вся семейка. В какой-то момент с каждым из нас солнечный удар приключается. Между прочим, его родовое имя четко указывает на происхождение.
Сэр Реджинальд просиял до ушей.
— У Пэмми предки — фламандцы; да она вам, наверное, рассказывала. Поэтому у нее постоянно из носа течет.
Гэрри расхохотался — аж кусок печенья изо рта выпал.
— Рэгги, отвали!
Леди Памела глянула на часы.
— У меня в двенадцать следующая группа — полный автобус!
— Чудесный чай. — Миссис Каткарт отставила чашку. Не так-то оно просто — по-быстрому сообразить, что сказать, чем заполнить паузу. Остальные глядели удивленно и как-то растерянно.
Леди Памела справилась с ворохом бумаг и вернулась к картине.
— Осталось еще двое. Верно?
Вайолет обвела взглядом комнату.
— Сдается мне, трое.
Боже, что за идиллическое место! В ветвях щебечут ласточки; полупрозрачные на свет, шелестящие под ветром листья накладываются на буроватую зелень пологих возделанных склонов.
Леди Памела высморкалась и зашелестела бумагами.
— Шейла Стэндиш у меня расписана как по нотам. Генеалогия четкая, добротная; с сельскими жителями оно всегда так. Консервативны, тяжелы на подъем. Однако ж есть у меня для вас и сюрприз. Хм… Жители Глостера, Ланкашира, вот вы кто; с небольшой примесью шотландской крови, привнесенной однажды ночью в самом начале девятнадцатого века. Собственно, фамилия Стэндиш означает «надежный загон».
— Знаю, — отозвалась Шейла, не вполне понимая, к чему клонит леди Памела. — Мы испокон веков фермерствовали. Отец мне об этом твердил неустанно.
— В середине тысяча восьмисотых Хью Стэндиш снялся с насиженного места близ Котсуолдских холмов — на диво плодородные края — и обосновался в Новой Голландии.[53]Я права?
Шейла кивнула. Вид у нее был встревоженный.
— Имела место семейная ссора — по тем временам дело нередкое. Хью Стэндиш был процветающим тори, заядлым охотником и все такое; имел множество арендаторов. Один из представителей семьи породнился с семьей Бартоломью, известными чартистами. Когда проталкивали в жизнь так называемые реформы, Хью сопротивлялся изо всех сил, по крайней мере пытался; а когда не преуспел — просто распродал все, что было. И с родней больше до самой смерти не общался. Бросил жену. Он был из числа тех редких людей, для кого гордость важнее собственности.
Гэрри Атлас резко выпрямился.
— Но ведь Бартоломью…
— Верно. Это один из ваших родственников, из Эдинбурга. Сюрприз, сюрприз! Или вы оба знали?..
Гэрри широко усмехнулся Шейле. Шейла отвернулась, покраснела. Остальные глядели на них, словно на новобрачных.
