– Нужно передвинуть мебель. Станет легче. – Лив отскребла с чашки ногтем пятно.
– У нас как в древней Японии, – засмеялась Лота. – Неудачи в государственных делах – перенесем столицу. Но, видимо, есть в этом определенная правда.
– Может уж после? – Лея испугалась собственных слов.
– После чего?
Замолчали.
– Как сегодня она?
– Ты знаешь, она начала есть!
– Поможете мне?
– Что?
– Мебель двигать.
– Что за мания – сначала все мыть, потом двигать, потом мыть, потом двигать, потом опять мыть...
– Она путешествовать не любит, но обновить жизнь тем, что вещи будут стоять на непривычном месте – это, конечно, в какой-то степени выход. Будто в пути, будто на новом месте, будто не у себя, будто все заново, начисто. Черновики порвали – теперь версия окончательная, где все как нужно, как предполагалось, как планировалось! – Лота встала. – Я к матери наверх!
– Ну да... Вам же послание повторить!
– Да хватит уже. – Старшая одернула Лею. – Ты-то хоть поможешь? – Встала. Покрутилась вокруг. – Диван определенно идет к окну... У него низкая спинка, и он как раз встает и ничего не заслоняет... Ну... Стол журнальный – перед ним... А вот телевизор идет из левого угла у нас – в правый! Хорошо, что антенна входит в комнату посередине... И спокойно дотянется как до правого, так и до левого... Вот только шкаф тяжелый с книгами из ниши придется передвинуть туда...
* * *
Пляж был неширокий, с белым песком. Утыканный низкорослыми кокосовыми пальмами. Мать и дочь Ван де Вурде лежали на шезлонгах, переворачиваясь время от времени, чтобы загар был равномерным. Девочка тоже сначала лежала, но потом ей стало скучно, она нашла самый крупный орех, взяла его в руки, поболтала, послушала, как плещется внутри. Ей так захотелось сладкой копры, а открыть его она не могла. Девочка пошла вдоль берега и потащила его с собой. Орех был тяжелый, но бросить его она не хотела. Наконец, у одного из домов она увидела человека – тот сидел в кресле, вросшем в песок по самые подлокотники.
Девочка подошла к нему и попросила его вскрыть ей кокос. Мужчина кивнул, с трудом поднялся, ушел за дом и через минуту вернулся с огромным мачете в руках. Он был пьян, с трудом держался на ногах. Проваливаясь в песок, он каждый раз почти падал, но как-то сохранял равновесие и только ругался. Он подошел к девочке и вдруг угрожающе махнул мачете над самой ее головой. Девочка даже не моргнула – она стояла и смотрела ему прямо в глаза, на что он смутился, взял у нее из рук орех и прошел куда-то вправо. Девочка прошла за ним – он несколько раз оборачивался и бубнил что-то непонятное. Остановился, с силой наколол орех на железный прут, торчащий из песка, махнул своим огромным кованым мачете, разбил кокос, вернее, сделал в нем трещину, быстро бросил мачете в песок и огромными руками как клешнями разломил орех, так, чтобы сок не вытек, а остался в двух его половинах. Наклонился к девочке. От него сильно пахло перегаром, и девочка подумала, что вот так легко он мог бы размозжить этой железякой ее голову. Она взяла половинки в руки и быстро пошла в отель.
Мужчина ей в спину крикнул одну фразу, и девочка повторяла ее всю дорогу до отеля. Фраза была на языке, которого она не знала, но ей очень хотелось узнать, что же он ей сказал, а в отеле кто-нибудь из местных мог бы ей, наверное, ее перевести.
Копра была жесткая, но очень вкусная. Сок – никаким, чуть сладковатая вода с плавающей в ней шелухой от ореховой корки. Прозрачный, чуть мутноватый, совсем не похожий на молоко.
В отеле было семь бунгало, которые все здесь называли по-испански – каситас, и одна двухэтажная вилла с рестораном, украшенным пестрыми гватемальскими коврами, одеялами, деревянными масками и статуэтками.
Они обедали у окна с видом на море, когда внизу по песку неровно протащился все тот же мужчина. Девочка подозвала официанта и показала ему на пьяно качающийся силуэт.
Бармен закачал головой. Ох, если бы он не пил! Что за человек! Если бы только не пил!.. А теперь он всегда пьет, ничего не ест и, видимо, просто скоро растает. Так и сказал, – растает. И руки у него золотые, и дом свой он построил сам – все до последней ручки. Появился из далекой страны, влюбленный в женщину... Выбрал землю и на ней сам построил дом! Но в доме она не появилась. Пока он строил, нашла себе другого... Он запил и ни дня в доме не жил, а поселился в пристройке – рядом.
А девочка пыталась вспомнить фразу, что он крикнул ей вслед, но не могла.
Потом у них была экскурсия в джунгли, они прыгали на узком подвесном мосту и страшно визжали, плавали в пещере по подземной реке и всю дорогу обратно подружка клялась, что своими глазами видела там человеческий череп, но девочка, к сожалению, ничего такого не видела, а лишь думала об этом заросшем дядьке, и как он там сидит в кресле, провалившемся в песок.
Ночью ей снилось, что она тонет в пустыне и пытается за что-нибудь ухватиться, но руки лишь хватают в кулачки песок, а все вокруг с треском сыпется, скручиваясь в воронку.
На следующий день она опять пошла к его дому. Дом был действительно очень красивый. Он стоял на возвышении метрах в пятидесяти от воды. Широкая терраса обходила его кругом.
Девочка подумала о том, что хотела бы здесь жить.
Кресло стояло пустое, вдавленное в песок на прежнем месте. Девочка обошла его кругом, чуть покачала за ручку и попыталась выдернуть из песка.
И тут раздался рев. Страшный, дикий крик. Девочка отпустила стул и обернулась – на нее, размахивая мачете, бежал заросший мужик, он опять кричал, вернее, рычал фразу, которую она вчера забыла, глаза его, вылезавшие из орбит, вращались, по подбородку текли слюни. Он упал, зацепившись за корень, в метре от нее, с вытянутой вперед рукой, мачете едва не коснулся ее ноги. Он тяжело дышал, песок фонтанчиками взлетал от его открытого рта. У ног девочки почернела лужа.
* * *
Весь следующий день они провели на пляже. Рядом расположилась большая семья из Тель-Авива с собакой и детьми. Худая черноволосая женщина с маслиновыми глазами объяснила девочке, что много копры есть вредно, если она хочет следить за уровнем холестерина в крови. В копре он самый-самый вредный. Девочка отложила кокос в сторону. И тогда же глазастая предложила взять завтра на полдня надувную лодку, чтобы дети могли покататься.
Следующее утро слепило ярким солнцем и давило жарой. Какое-то время ждали на пляже. Потом загорелый дочерна парень притащил за веревку надутую узкую лодку. Она была похожа на каное. В ней могли усесться только четверо. О цене с ним договаривалась глазастая. Девочка только видела, что парень кивнул и пошел прицеплять веревку к маленькой моторной лодке.
Первыми согласились кататься девочка, ее подружка и две старшие сестры из Тель-Авива. Им на вид было лет по восемь. Такие же худенькие и черноглазые, как мать.
Долго усаживались. Наконец были готовы. Хрипло взвыл моторчик лодки, и каноэ запрыгало по волнам.
