Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
Снег, солнце, чуть было не отчисленный из школы Илья идет в раздевалку, а под лестницей, где обыкновенно сидела баба Катя со своим ведром, нету теперь никакой бабы Кати. И назавтра нет. И на третий день. И через неделю. И Илья, мальчик еще, думает, не убил ли он старуху тем, что расклеил по школе свое распечатанное на принтере воззвание, не стало ли ей плохо с сердцем, жива ли она там в своем Ясеневе или Бирюлеве-Товарном, из которого каждый день полтора часа ездила в школу мыть пол.
Снег, солнце, синие тени деревьев становятся длиннее, Илья шагает по снегу. Воспоминания становятся даже, пожалуй, ярче, чем снег. Илья почти что видит, как уже студентом стоит у Государственной думы в рядах людей, протестующих против того, чтобы гимн Глинки перестал быть российским гимном, а вместо него вернулся бы старый гимн Советского Союза, музыка Александрова, слова Михалкова, чуть-чуть измененные, но все равно слова Михалкова. Их человек двести, они кричат, над ними знамена демократических партий. А немного поодаль – еще человек двести с красными флагами. Это коммунисты. Они, наоборот, против гимна Глинки и за гимн Александрова. Они пожилые люди, многие из них похожи на бабу Катю, и Илья думает, не станет ли им плохо с сердцем, если не вернуть им знакомую музыку с понятными словами «Россия великая наша держава, Россия любимая наша страна».
Снег, полсолнца над лесом, синие тени лежат уже через все заснеженное поле, Илья шагает и в то же время стучится в ободранную дверь одного из офисов партии «Яблоко» в Москве на Хорошевке. И спрашивает скучающую в офисе женщину, не надо ли помочь чем-нибудь демократической партии. А женщина удивляется: «Ну, разнеси листовки». И дает ему огромную пачку листовок, чтобы он ушел на подольше. И он разносит листовки. По школам, по институтам. Он разговаривает со студентами и преподавателями. Он говорит, что партия «Яблоко» против войны в Чечне. Что предложенный в конце восьмидесятых годов план лидера «Яблока» Григория Явлинского «Пятьсот дней» был бы, если бы принять его, куда более мягким способом перейти от социализма к капитализму. И, раздав листовки, Илья возвращается в офис. А женщина в офисе удивляется: «Ты вернулся? Я думала, ты не вернешься никогда».
Над черной полосой леса от солнца остался только самый краешек. Фиолетовые тени деревьев протянулись уже теперь до самой дороги, Илья шагает, наступая время от времени на край теней. И в то же время он разгружает восемнадцатитонную фуру на складе, на самой окраине Москвы. В фуре на палетах – пачки предвыборных листовок, потому что выборы. 2003 год, выборы в парламент. Илья уже член партии «Яблоко» и даже возглавляет в партии молодежное крыло, пару десятков юношей и девушек, которые тоже все здесь и тоже разгружают фуру. Грузчики разбежались. Партийных денег, выделенных на грузчиков, оказалось слишком мало, чтобы нанять кого-нибудь, кроме бездомных и пьяниц, собранных тут же, возле склада по дворам. Они оказались ненадежными работниками, эти пьяницы. И приходится теперь Илье самому разгружать фуру и перегружать листовки в несколько грузовичков, развозящих… бог знает куда развозящих все эти листки с призывами к свободе, демократии и человеческому достоинству. В кармане у Ильи звонит мобильный телефон. Голос координатора московского штаба партии говорит: «Илюш, в три часа ночи к тебе приедет еще одна фура, надо ее быстро разгрузить». Илья слушает, и рука с телефоном дрожит у его уха от перенапряжения. Ему тяжело, но еще тяжелее ему было бы работать в штабе и видеть, куда и как уходят выделенные на выборы деньги.
Солнце упало за лес. Фиолетовые сумерки. Белый цвет снега из теплого стал холодным, и, может быть, оттого сразу почувствовался холод. Градусов десять мороза на самом деле. Илья шагает, но у него уже нет никакой надежды. Как не было надежды, когда в выборную ночь на табло Центризбиркома результат партии «Яблоко» добрался до 4,1 % и застыл. Прямо перед этим Илья бежал по лестнице штаба партии «Яблоко», встретил лидера партии Григория Явлинского и не удержался спросить, пройдет ли партия в Думу, преодолеет ли заветные пять процентов. «Не волнуйся, Илюш, – похлопал его по плечу Явлинский. – Все будет хорошо. Теперь я уже точно знаю». За пять минут до этого Явлинскому звонил президент Путин и поздравил с тем, что партия прошла в Думу. Явлинский поверил Путину. Яшин поверил Явлинскому. Но где-то в Центризбиркоме ближе к утру выяснилось, что правящая партия «Единая Россия» недобирает процентов до двух третей парламента, до конституционного большинства. И на закрытых уже избирательных участках к обработанным уже избирательным бюллетеням стали добавлять еще – в пользу «Единой России». И процент «Яблока» снизился. И под утро Илье безнадежно горько было смотреть, как результат партии застыл на отметке 4,1 %. И он чувствовал, что у них украли победу, что их просто выкинули из политики, как выставляют из комнаты детей, когда взрослым надо поговорить о чем-то серьезном. Он вернулся домой, метался по комнате, а потом собрал рюкзак и уехал на электричках, на поездах, на попутных машинах путешествовать по России и пытаться понять, что это за страна такая, где не нашлось даже и пяти процентов человек, которые проголосовали бы за партию, предлагавшую мир, свободу, демократию, человеческое достоинство и честность.
Он ехал на электричках. Он смотрел в окошко на занесенные снегом равнины, на заброшенные деревни, полуразрушенные или сгоревшие дома. Добрался до города Липецка, оттуда до города Грязи, оттуда сел на автобус ехать в Княжью Байгору, где, если верить Интернету, сохранилась старинная церковь. А на полдороге водитель автобуса просто высадил его посреди поля, и не было возможности добраться ни до какого жилья, и опускалась ночь, и предстояло умереть от холода.
Сгустились сумерки. Илья оглянулся. По дороге издали к Илье медленно приближалась лодка. У нее на форштевне вырезана была лошадиная голова. Широкие борта рассекали снег, и снег разлетался по сторонам. В лодке стоял человек, или не человек, а какое-то чудовище то ли в рогатом шлеме, то ли в короне. Илья не разобрал, потому что в сумерках и лодка, и форштевень, и человек были только тенями.
Еще через минуту, когда лодка приблизилась настолько, чтобы можно было ее рассмотреть, Илья сообразил наконец, что никакая это не лодка, а запряженная лошадью телега, и в телеге, погоняя лошадь, сидит старик в огромном тулупе и в огромной треухой шапке, которая в полутьме казалась Илье короною.
Поравнявшись с Ильей, старик придержал лошадь и спросил, оглядывая молодого человека с ног до головы:
– Хули на хуй ёптыть?
Надо было отвечать. Илья сказал:
– Здравствуйте, я отстал от автобуса. Мне нужно в Княжью Байгору. Не подвезете ли?
– Залезай! – проговорил старик, как бы не отвечая, а продолжая свою предыдущую мысль. – Кутайся в тулуп. Замерзнешь.
Русская песня
Лошадь бежала резво. Через какой-нибудь час они добрались до Княжьей Байгоры. Совсем стемнело. Старик бросил вожжи, чтобы не мешать коню искать дорогу домой по наитию. Чувствуя приближение дома, конь все прибавлял и прибавлял рыси, пока не показались наконец черные силуэты домов, освещенные единственным на всю деревню фонарем и выглядывавшей из-за туч луной. Залаяли собаки. Оглобля ткнулась, по звуку судя, во что-то деревянное. Старик соскочил с телеги, отворил ворота, и из ворот вылетел навстречу старику беспородный пес, называемый на российских просторах кабыздохом. Собака лаяла, прыгала и вертелась от радости волчком, пока хозяин не пнул ее ласково валяным сапогом и не скомандовал:
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 58
