— Девять десятых из них ничего не делали, — ответил король.
— Ох, бедный мой, запутавшийся мальчик. Ты снова хочешь попасть в старую ловушку. Посмотри на соседей. На Великобританию. Когда теперешний герцог Виндзорский был королем, он как-то вздумал спуститься в угольную шахту. В результате парламент чуть не вынес вотум недоверия премьер-министру. Пипин, мой мальчик, ради всего святого, прошу тебя, приказываю тебе, остановись!
Король опустился в кресло, и кресло это вдруг показалось и дядюшке, и Тоду троном.
— Я не просил делать меня королем, — сказал король. — Но теперь я — король, и я знаю, что мою Францию, богатую, плодородную Францию жадно рвут на части, ею торгуют, ее обманывают. Я узнал, что есть шестьсот способов избежать налогов. Способов, доступных только богатым. Узнал, что есть шестьдесят пять способов повысить плату за квартиры в тех районах, где закон это делать запрещает. Богатства Франции не распределяются — разворовываются. Все грабят всех — вплоть до того уровня, где красть уже нечего. Старые дома разваливаются, новых не строят. Нашу страну облепили гнусные паразиты.
— Пипин, прекрати!
— Я — король, дядя. Не забывай. Я теперь знаю, почему парламентская чехарда не прекращается, а поощряется. Я понял. В суматохе и чехарде легче уйти от ответов и ответственности. Знаете, как французский рабочий или крестьянин зовет правительство? «Они». «Они» сделали то-то и то-то. «Они» приказали, «они» постановили. «Они, они, они». Нечто далекое, безымянное, неопределенное — и потому неуязвимое. Гнев превращается в брюзжание. Невозможно требовать ответа от того, что не существует… А возьмите интеллектуалов, этих жалких сушеных червей! Когда-то французские литераторы вписали имя «Франция» золотыми буквами в историю мировой культуры. Вы знаете, чем они занимаются сейчас? Они упиваются собственным ничтожеством, философией отчаяния. А художники? За редким исключением они рисуют апатию и ревнивую анархию.
Дядюшка присел на краешек обтянутого парчой кресла, уткнул подбородок в ладони и стал покачиваться из стороны в сторону, будто плакальщица на похоронах.
Тод Джонсон, стоявший у камина и гревший спину, спросил спокойно:
— У вас есть капитал и организация, чтобы все это изменить?
— У него ничего нет! — простонал дядюшка. — Нет ни единого человека и ни единого су!
— У меня есть корона! — отрезал король.
— Они повезут тебя на телеге! Не думай, что гильотина вышла из употребления. Ты потерпишь крах, еще не начав действовать. Они уничтожат тебя!
— Ты сам как те крестьяне. «Они, они, они». Безликие «они». Мне кажется, даже если король знает, что потерпит крах, он обязан попытаться.
— Да нет же, мой мальчик. Многие короли просто сидели на троне.
— He верю, — сказал король. — Я знаю, они пытались, каждый из них пытался что-то сделать.
— А как насчет войны? — спросил Шарль.
Король засмеялся:
— Ты всегда от души заботился обо мне, дорогой дядюшка.
— Пошли отсюда, Тод, — сказал Шарль Мартель. — Нам тут делать нечего!
— Я хотел бы еще поговорить с Тодом, — сказал король. — Доброй ночи, дорогой дядюшка. Спустись вон по той лестнице в углу и постарайся не встречаться с придворными. Попробуй прокрасться через сад. Угости охранника сигареткой.
Когда дядюшка Шарль ушел, Пипин приподнял край одеяла и выглянул в окно. В ночной темноте квакали лягушки. В прудах плескались карпы. Несчастного дядюшку тащил по дорожке, схватив под локоть, престарелый маркиз, во весь голос оравший что-то дядюшке в ухо.
Король, вздохнув, опустил край одеяла и повернулся к Тоду:
— Жуткий пессимист. Представляете, он так и не женился. Говорит, всякий раз, когда уже знал женщину достаточно хорошо, чтобы на ней жениться, понимал, что жениться уже, собственно, незачем.
— Он хитрец, ваш дядюшка. Но он на самом деле не хочет разворачивать бизнес. Пришлось обещать ему, что всю работу возьму на себя, а его, Боже упаси, не буду трогать и тревожить
Король поправил край одеяла, висевшего на окне.
— Рамы старые, рассохлись. Дует. Мари одеял на окнах не терпит, а я все время мерзну.
— Советую использовать пластик. Есть такая замазка, под дерево, отличная вещь.
— Новая замазка в старом доме… Кстати, это одна из причин, в силу которых я попросил вас задержаться. Знаете, я как-то смутно помню нашу последнюю встречу.
— Но, сэр…
— Мне было очень приятно. И даже полезно. Если не ошибаюсь, вы прочли мне лекцию об американских корпорациях.
— Сэр, я в этом не очень смыслю, но наша семья, так сказать, и есть корпорация.
— Понимаю. Ваше правительство, ваша демократия — это, по сути, система сдержек и противовесов. Так?
— В общем, да.
— А внутри этой структуры существуют ваши гигантские корпорации, которые тоже фактически являются частью правительства. Не так ли?
— Я не совсем про это говорил, но, если по думать, так оно и есть. Вы, вижу, зря времени не теряли.
— Спасибо. Я действительно стараюсь даром времени не тратить. Ваши корпорации придают правительству, если так можно выразиться, гибкость, способность быстро приспосабливаться, верно? Я имею в виду, что политику корпорации можно быстро менять, скажем, по приказу главы совета директоров корпорации, не консультируясь со всеми держателями акций, — если подразумевается, что приказ этот отдан ради блага и прибыли акционеров?
Тод удивленно посмотрел на короля:
— Теперь понимаю, к чему вы клоните, сэр.
— И каким образом глава может отдать такой приказ и добиться его исполнения?
— Думаете, у вас получится лучше, если изберете карьеру главы корпорации вместо королевской?
— Возможно. Так какова же процедура?
— Погодите малость, дайте-ка подумать… Когда планируются большие перемены, глава должен заручиться согласием членов совета. Если совет не согласен, приходится собирать акционеров.
— С согласием у нас плохо. Если хоть у кого-то мнения совпадают, это уже достижение, — сказал король.
— Понимаете, сэр, каждый член совета представляет столько-то процентов акций. Акционеры дают ему доверенности на право голосовать вместо них. Если миром договориться не удастся, совет голосует по доверенностям от акционеров. За кем больше акций, тот и выигрывает. Если дело касается профсоюзов, то их голос тоже приходится принимать в расчет.
— М-да. И это даже если предложение сулит явный выигрыш?
— Да, сэр. Можно сказать, в этом случае — особенно.
Король вздохнул:
— Все-таки ваши корпорации слишком похожи на обычное правительство.
— Я все же сказал бы, сэр, не совсем. Кто держит акции, тот и музыку заказывает. У нас все они в семье. Помните наш разговор о про даже титулов в Америку?
