Мадам Моро никогда не говорила Флери, что именно она думает о его интерьере. Она лишь признавала, что он удачен, и была ему благодарна за подборку предметов, каждый из которых мог послужить поводом для приятной беседы перед ужином. Миниатюрный домик вызывал восхищение у японцев; ноты Гайдна позволяли блистать профессорам; старые инструменты обычно вызывали у заместителей министров торговли и промышленности несколько уместных фраз о непреходящих ценностях ручного труда и французского ремесленничества, неутомимым гарантом которых остается мадам Моро. Но, разумеется, наибольшим успехом пользовался красный скелет свинячьего детеныша Флуранса, и ей часто предлагали за него значительные суммы. Что касается золотых монет, инкрустированных в одну из стоек библиотечной стремянки, то мадам Моро пришлось их заменить простыми, имитирующими позолоту, после того, как она заметила, что чьи-то пальцы не раз пытались, а иногда даже ухитрялись их выцарапывать.
В этой комнате мадам Тревен и сиделка пили чай перед тем, как зайти в спальню к мадам Моро. На одном из столиков находится круглый поднос из вязового капа с тремя чашками, чайником, кувшином с водой и блюдцем, на котором осталось несколько крекеров. На ближайшем диване лежит газета, сложенная таким образом, что виден только кроссворд: заполнены лишь некоторые клетки, а полностью вписаны лишь два слова: второе из первой строчки по горизонтали: ЛУК и первое из восьмой строчки по горизонтали: ПОРАЗИ.
На ковре — две домашние кошки, Пип и Ла Минуш: вальяжно растянувшись, расслабленно раскинув лапы и уронив головы, они спят в той позе, которая ассоциируется с так называемой «парадоксальной» стадией сна и которая, как принято считать, соответствует тому моменту, когда спящему что-то снится.
Рядом с ними лежат осколки маленького кувшинчика из-под молока. Можно догадаться, что как только мадам Тревен и сиделка покинули комнату, одна из кошек — Пип? Ла Минуш? или же они объединились для этой преступной акции? — смахнула его быстрым, но, увы, бесполезным движением лапы, так как ковер тут же впитал ценнейшую жидкость. Пятна еще видны, из чего следует, что эта сцена произошла совсем недавно.
Глава XXIV
Марсия, 1Подсобное помещение антикварного магазина мадам Марсия.
Мадам Марсия живет с мужем и сыном в трехкомнатной квартире на первом этаже справа. Ее магазин также находится на первом этаже, но слева, между квартирой консьержки и черной лестницей. Мадам Марсия никогда не делала разницы между мебелью, которую продает, и той, с которой живет, а посему ее деятельность довольно часто сводится к тому, чтобы перемещать мебель, люстры, лампы, посуду и прочие предметы, распределяя их между своей квартирой, своим магазином, подсобным помещением своего магазина и своим подвалом. Эти перемещения, вызванные как удачными обстоятельствами покупки или продажи (надо освободить место), так и внезапными озарениями, причудами, капризами и разочарованиями, не исчерпывают двенадцати возможных вариантов пермутации, которые могут происходить между четырьмя пунктами и наглядно показаны на рисунке 1; они строго следуют схеме на рисунке 2: когда мадам Марсия что-нибудь покупает, она помещает это в свою квартиру или в свой подвал; оттуда указанный предмет может попасть в подсобное помещение магазина, а оттуда и в сам магазин; и, наконец, из магазина он может вернуться — или переместиться, если он был поднят из подвала — в квартиру. Но абсолютно исключается то, что какой-либо предмет может вернуться в подвал или переехать в магазин, минуя подсобное помещение, или вернуться из магазина в подсобное помещение или из подсобного помещения в квартиру и, наконец, из подвала в квартиру.
Подсобное помещение — это узкая и темная комната с линолеумом на полу, полностью заставленная предметами всевозможных размеров. Нагромождение настолько беспорядочно, что составить полный перечень того, что там находится, невозможно, и приходится довольствоваться описанием того, что более или менее выделяется из этого разнородного скопления.
У стены слева, рядом с дверью, соединяющей подсобку с лавкой, — кстати, проем двери — это единственно свободное пространство помещения, — стоит большое бюро довольно грубой фактуры в стиле Людовик XVI с откинутой круглой крышкой; внутри бюро, на письменной столешнице, отделанной зеленой кожей, лежит частично развернутый эмаки (разрисованный свиток) с изображением сцены из знаменитого сюжета японской литературы: принц Гэндзи, проникнув во дворец губернатора Ё Но Ками и спрятавшись за занавеску, подсматривает за его супругой, красавицей Уцусэми, в которую он безумно влюблен, а та в это время играет в го со своей подругой Нокиба Но Оги.
Далее, вдоль стены, шесть крашеных деревянных стульев бледно-зеленого цвета, на которых лежат рулоны набивной ткани Жуй. Верхний украшен сельскими картинками, где распахивающего поле крестьянина сменяет откинувший шляпу на спину, опирающийся на посох и поднявший глаза к небу пастух с собакой на поводке и рассеянными вокруг баранами.
Еще дальше, за развалом военной амуниции — оружие, портупеи, барабаны, папахи сако, остроконечные каски, патронташи, ремни с бляхами, суконные доломаны, украшенные брандебурами, кожаное снаряжение и чуть выделяющаяся на общем фоне груда коротких и чуть кривых пехотных сабель, прозванных «тесаками», — стоит канапе из акажу S-образной формы, обитое тканью с цветочными узорами, которое, как рассказывают, в 1892 году Гризи получила в подарок от одного русского князя.
В глубине, занимая весь правый угол комнаты, в шаткие стопки свалены книги: темно-красные ин-фолио, переплетенные коллекции «Театральной недели», прекрасный экземпляр двухтомного словаря Треву и целая серия книг fin-de-siècle в зелено-золотых картонных переплетах, среди которых попадаются сочинения Жипа, Эдгара Уоллеса, Октава Мирбо, Фелисьена Шансора, Макса и Алекса Фишеров, Анри Лаведана, а также редчайший роман Флоранс Баллар под названием «Месть Треугольника», который считается одним из самых удивительных произведений, предвосхитивших научную фантастику.
Затем, вперемешку — на этажерках, тумбочках, столиках, трельяжах, плетеных церковных стульях, ломберных столиках, скамьях — десятки, сотни безделушек: табакерки, пудреницы, шкатулочки для лекарств, коробочки для мушек, посеребренные металлические подносы, подсвечники, канделябры и светильники, письменные приборы, чернильницы, лупы с костяными ручками, флаконы, масленки, вазы, шахматные доски, зеркала, рамки, копилка для пожертвований, а также возвышающийся в центре комнаты монументальный разделочный стол мясника, на котором находятся пивная кружка с серебряной лепной крышкой и три натуралистские диковины: гигантский паук-птицеед, мнимое яйцо ископаемого дронта на мраморном кубе и внушительный аммонит.
С потолка свисает несколько голландских, венецианских, китайских люстр. Стены почти полностью завешаны картинами, гравюрами и репродукциями. Из-за царящего в помещении полумрака большая их часть сливается в эдакую расплывчатую сероватость, из которой глазу лишь иногда удается выловить какую-нибудь подпись (Пеллерен), какое-нибудь название, выгравированное на пластинке в нижней части рамы («Стремление», «А Day at the Races», «Первое восхождение на Мон-Сервен»), или даже целый фрагмент: там китайский крестьянин тянет двуколку, тут сюзерен посвящает в рыцари коленопреклоненного юношу. Более подробного описания заслуживают лишь пять картин.