— На полях нашли, товарищ командир, на дороге, — лепетали крестьяне, выкладывая груду боеприпасов, — всякие разные солдаты проходили и оставили, вот те крест.
— Знаем, знаем, — отвечал Фрадкин, смотря на них острым, буравящим взглядом. — Всё несите, если мы сами найдем, хуже будет.
Крестьяне не заставили себя упрашивать, и за легким вооружением последовало тяжелое — ржавый ящик с патронами и даже легкое орудие.
— Тоже в полях нашли? — спросил Фрадкин.
— Нет, батюшка, это мы у отступающих австрияков купили за хлеб и молоко.
— Зачем же вы это купили?
— По дешевке предлагали, за целую пушку австрияки всего пару караваев просили. Мы подумали: пусть стоит во дворе. В хозяйстве все может пригодиться.
Фрадкин велел своим бойцам забрать оружие и отдал крестьянам новый приказ:
— Теперь, братцы, тащите живую контрабанду. Сколько там времени осталось?
Крестьяне снова принялись осенять себя крестом и божиться, что ни о чем таком они не слышали, ничего такого не видели. Фрадкин остановил их:
— Вспоминайте, братцы, хорошенько вспоминайте, и сразу же отыщется. Скоро время выйдет, и я прикажу выводить ваших коровушек.
Крестьяне стали переглядываться. Фрадкин перехватил их взгляды.
— Бедные крестьяне, у которых только одна корова, встаньте отдельно, — приказал он.
Целая ватага крестьян со своими женами вышла из толпы и отошла в сторону. Фрадкин повернулся к ним.
— Однокоровные, слушай меня, — сказал он, — если у этих, у богатых, сведут по одной корове со двора, у них все равно останется довольно. Если же у вас увести последнюю скотину, вы останетесь ни с чем. Поэтому мой вам совет: выкладывайте. Вы знаете, кто в этом стаде паршивая овца.
Однокоровные закачали головами. Вдруг один из них, тот исхудалый и в латаной одежде, которого богатеи назвали «свиным ухом», вышел вперед и ударил себя кулаком по впалой груди.
— Товарищ командир, я не дам, чтобы у меня из-за этих сукиных детей отобрали коровушку, — закричал он. — Из-за одной паршивой овцы запаршивеет все стадо. Я все как есть скажу, вот те крест…
Тут он заломил шапку на голове и вытянул свой грязный палец в сторону богатых.
— Вот он, гвардеец Митьки Баранюка, — показал он грязным пальцем, — от него и таких, как он, житья нет в деревне. Вот этот, Михайла Гук, в страхе всех держит с тех пор, как с войны пришел. Мне теперь все равно. Хватит терпеть, братцы…
Тот, на кого он указывал, с чубом вместо лба, в красной рубахе поверх синих солдатских рейтуз, стоял, выпучив тупые водянистые глаза и раскрыв рот, полный больших, лошадиных зубов. Фрадкин решил вывести его из этого столбняка.
— Выведите эту орясину, — сказал он солдатам, — и обыщите его дом. Хорошенько обыщите, комнаты и амбар, стойла и чердаки. Даже в стогах посмотрите.
Мужик с чубом вместо лба молчал. Его открытый рот с торчащими наружу зубами не двигался. Он молчал, а его бабенка вопила. Остролицая, с выпирающим животом, на сносях, она тут же начала рыдать и заходиться криком, острым, как она сама.
— Ой, судьбинушка моя горькая, — вопила она, — ой, да что ж я за несчастная!
Вдруг она перестала ломать руки и набросилась на исхудалого мужичка, который показал на ее мужа.
— Врет он, свиное ухо, — выкрикивала она, — это он за то, что мы у него свинью отобрали, которую он пустил к нам в огород. Скажи, муженек, соколик мой, что ты ни о чем не знаешь, не молчи, единственный мой. Попроси добрых людей.
Мужик с чубом вместо лба смотрел все так же тупо. Бабенка бросилась Фрадкину в ноги.
— Ой, не забирайте его, моего милого, ангела моего, — ревела она о своем муже, который бил ее даже на последних месяцах беременности, — ой, он же такой добрый, сладкий такой. Что же я, несчастная, буду без него делать? Не знает он Митьку Баранюка и в глаза его не видел. Пусть вся деревня скажет.
Крестьяне молчали, не говоря ни слова.
Вскоре вернулись солдаты, которые обыскивали дом задержанного. Они несли военное седло, бинокль и маленькие серебряные женские часы на тонкой цепочке, которые у бедных евреев принято дарить невесте на свадьбу. Фрадкин поднял часы вверх и показал вооруженным колонистам из Израиловки. Часы никто не признал. Он подозвал моисеевских и берёзовских. Один из берёзовских отложил винтовку, пригляделся к вещи и тут же бросился с кулаками на мужика с чубом вместо лба.
— Убийца! — кричал он, стиснув кулаки. — Это моей сестры… Это она получила на свадьбу в подарок… Я узнал… Это моей Ханы… Это ты ее замучил, живодер!
Мужик с чубом вместо лба молчал, как прежде, и стоял столбом. Его тупые глаза и открытый рот были неподвижны. Фрадкин повесил себе на грудь бинокль и приказал арестованному раздеться. Парень вылупился на него. Фрадкин повторил свой приказ:
— Стягивай сапоги, штаны. Только рубашку можешь оставить.
Парень молча снял сапоги и синие солдатские штаны. Фрадкин позвал самых оборванных из своих бойцов и отдал им сапоги и штаны. После этого он приказал крестьянам отойти от амбара, вокруг которого они теснились. Беременная бабенка начала колотить себя кулаками в свой выпирающий живот.
— Нет! — заорала она, бросившись к Фрадкину. — Пожалей бабу с дитём…
Фрадкин отстранил ее от себя.
— Он не пожалел женщин и детей, — спокойно ответил Фрадкин.
Крестьяне стояли вокруг, сбившись в кучу, полные страха и любопытства одновременно. Фрадкин подозвал берёзовских и приказал им поставить парня к стенке амбара.
— Рассчитайтесь с ним, он ваш, берёзовские.
В летней тишине раздалось несколько выстрелов.
Фрадкин ни на минуту не задержался в деревне.
— Стройся! — скомандовал он. — Марш!
Запах пороха щекотал ноздри.
В следующей деревне, в которой интернациональный полк встал на ночлег, крестьяне встречали его хлебом и солью вместо пуль.
— Гость в деревню, Бог в деревню, — льстиво говорили крестьяне, до которых вести о суде в соседней деревне дошли раньше, чем солдаты. — Мы люди мирные, не бунтуем.
Вокруг дома старосты заранее было сложено в кучу оружие.
— Это австрияки побросали, а мы припрятали для советской власти, товарищ командир, — утверждали крестьяне, — а еще мы приготовили сено и солому для ваших солдатиков, как для наших дорогих гостей…
Фрадкин ничего не ответил на эту крестьянскую ложь и обошел вокруг деревни, чтобы бросить взгляд на окрестности, оценить позицию и выбрать места для постов.
— Если среди вас есть люди Митьки Баранюка, выдайте их сразу же, — посоветовал он крестьянам. — Сами найдем, вам же хуже будет.
— Господь с тобой, товарищ командир, — отвечали крестьяне, — был один, да утек… Теперь никогошеньки нет.
