Надо же ей было устроить эту идиотскую сцену — именно сегодня, когда каждую минуту может случиться что-то ужасное. Именно сегодня, когда он узнал о смерти Томми. Именно сегодня, когда ему скоро нужно будет пойти домой и рассказать об этом Карен...
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Домой Дел пришел раньше, чем в последние несколько дней. Карен сидела в кресле, смотрела телевизор и даже не сразу заметила его появление. Так же она не замечала и того, что Томми-маленький вместе с Мании наполовину заползли под диван, и два вихляющихся зада свидетельствовали о том, что они заняты там чем-то очень важным и интересным.
— Привет, — улыбнулся он, входя в гостиную. Карен подняла голову и тоже слегка улыбнулась.
Он подошел, обнял ее и поцеловал — она как-то странно напряглась на мгновение, но тут же ответила на его поцелуй. Ему показалось, что выглядит она побледневшей и усталой.
— Ты себя плохо чувствуешь?
— Да, голова немного побаливает. Ничего, пройдет, — все с той же легкой улыбкой отозвалась она. — Сейчас пойду ужин делать.
И в этот миг Дел решил не говорить ей ничего о Томми, подождать один день, всего один день — до завтра. Может, она будет себя лучше чувствовать — да и ему самому нужно собраться с силами и подумать, как ей это лучше сказать.
Завтра... Ему сразу стало чуть полегче, и он нагнулся, вытаскивая ребенка из-под дивана. Томми, поднятый вверх, заулыбался во все имеющиеся молочные зубы и щедро предложил Делу то, что было зажато у него в кулачке — не слишком аппетитно выглядевший замусоленный кусок какой-то коричневой гадости.
Дел отверг подарок и сел в кресло перед телевизором. Ничуть не обидевшись, ребенок сунул это подозрительное нечто обратно себе в рот. Манци вспрыгнула на подлокотник, удобно устроилась на нем, сложив лапки муфточкой, и уставилась в телевизор.
— Карен! — позвал он, сидя спиной к кухне. — А что это у него?
Она подошла сзади и дотронулась до его плеча. Дел привычным жестом наклонил голову, чтобы прижаться щекой к ее руке, но неожиданно почувствовал, как рука вздрогнула и конвульсивно сжалась. Он резко обернулся.
— Что с тобой?
— Так... Кольнуло что-то, — ответила Карен с бледной спокойной полуулыбкой. — Знаешь, как говорят — кто-то прошел по моей могиле...
— Да брось, — усмехнулся он, — тебе о могиле думать еще рано. Что это Томми у нас жует... непонятное?
— А-а, это? — Она отступила на шаг и объяснила, уже возвращаясь на кухню: — Это свиное ухо, копченое. У него зубки режутся, и ему хочется все время что-то грызть. В одной из книг рекомендованы крекеры из муки грубого помола — а потом я прочитала, что ребенок может подавиться крошками. И вот... сначала я попробовала сухую колбасу — но она очень соленая, а потом придумала это. Я у Лори спросила — она посмеялась, но сказала, что это не вредно и если нравится — пусть грызет.
Собственный голос казался Карен неестественно высоким. Она говорила быстро и весело, почти не вдумываясь в то, что произносит, и одновременно лихорадочно резала овощи для салата — все быстрее и быстрее, а перед глазами было только одно: следы красной помады... точнее, ясно различимые отпечатки губ у него на шее...
— А чего смешного? — не поняв, спросил Дел.
— Это из зоомагазина... Там их для щенят продают.
Она услышала, как сквозь пелену, знакомый смех. Собралась, постаравшись сказать спокойно:
— Ну, иди мыться. Ужин минут через пятнадцать.
Почему-то ей было трудно мысленно, для самой себя, произнести его имя — Дел. Дел — это было совсем другое, это было ее — самое лучшее, самое светлое воспоминание, не имеющее ничего общего с этим человеком, пахнущим чужими духами, с отпечатками чужих губ на шее...
Он ушел ненадолго, и можно было перестать играть, можно было прислониться лбом к холодному кафелю и тихонько повыть от невыносимой боли.
Весь день Карен запрещала себе думать о том, что произошло, повторяя, как молитву, одно и то же: «Вот придет Дел — и все станет хорошо... он уже скоро придет...». А теперь ждать больше было некого...
Но нужно продолжать притворяться, что все хорошо — до тех пор, пока не станет ясно, что делать. Позвонить завтра Томми, посоветоваться, объяснить ситуацию и попросить помощи. Он поймет, он поможет...
Они поужинали. Карен убрала со стола, запихнула Томми в креслице и принялась кормить. Ребенок попытался объяснить, что есть не хочет, но быстро успокоился и съел все, что положено.
Усевшись перед телевизором, Дел молча уставился в него. Он почти не видел того, что происходило на экране, но когда присмотрелся, ему показалось, что это — продолжение его кошмаров. Очередной теракт где-то в Израиле. Сгоревший автобус, суетящиеся пожарники — крики, слезы. И тут же — человек в клетчатой куфие, торжествующий, объясняющий, что это новый шаг в борьбе. В борьбе с кем?! С этим ребенком — девочкой чуть старше Томми, фотография которой промелькнула в кадре?! С людьми, которые умирали сейчас в больнице?!
Резко выключив телевизор, Дел встал и прислушался. Шум, плеск, песенка, которую обычно пела Карен, когда купала Томми...
То же, что он видел в кадре, может произойти и здесь, в любую минуту — сейчас, через час, завтра... И он сам, своими руками, самонадеянно отказался отправить их куда-нибудь в безопасное место! Да, но она бы не поехала. Уперлась бы руками и ногами — но не поехала, не оставила бы его одного. Даже ради ребенка...
Спать Дел пошел рано, часов в десять, в надежде, что Карен вот-вот освободится и присоединится к нему. Ему хотелось как можно скорее оказаться с ней в постели, почувствовать ее медовый дурманящий запах, нежную кожу под пальцами, вонзиться в теплое податливое тело... Хоть несколько мгновений даже не наслаждения — облегчения, возможности ненадолго ослабить тугой узел, скрутивший все внутри, возможности проглотить комок, застрявший в горле и не дающий дышать.
Но она все не шла — вместо этого убаюкивала Томми, который никак не мог заснуть, ходила по коридору, шуршала чем-то в ванной... потом спустилась на первый этаж... вернулась... Закрыв глаза, Дел прислушивался к легким шагам, пытаясь представить себе, что Карен сейчас делает — но потом наступила тишина, и лишь монотонный шум воды по-прежнему доносился из ванной.
Хоть бы она скорей пришла... Это должно помочь — это всегда помогало!
Карен сидела на полу в ванной, скорчившись в углу и зажав в оцепеневших руках рубашку, которую Дел... которую этот человек, переодеваясь, кинул в корзину для грязного белья. Сидела и смотрела на красное пятнышко, совсем небольшое, на воротнике. Помада — ярко-красная... Пятно расплывалось перед глазами и то становилось огромным, то исчезало.
Кажется, она даже слегка поскуливала — единственное, что можно было себе позволить, чтобы этот человек не услышал ничего сквозь шум воды и не пришел сам выяснять, почему она так долго не идет.
