Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
Элизабет и Трикс подружились. Со свойственной ей легкостью Трикс быстро сошлась с Элизабет, а та своей деликатностью только облегчила эту задачу.
Элизабет была очень занята. Она целыми днями работала в детской больнице, и обе они, Элизабет и Трикс, были настоящей опорой и радостью для начальницы. Спокойная доброта Элизабет делала ее в глазах детей Святой Девой, и все они привязались к «сестричке Элизабет» с трогательной любовью и почтительностью.
В последние месяцы Элизабет сильно переменилась. Ее наивная ребячливость превратилась в мягкую женственность. Фриц как-то сказал о ней: «Она идет своей дорогой так уверенно, будто могла бы пройти по ней и с закрытыми глазами».
Фрид и Паульхен все еще пребывали в стадии взаимного подтрунивания. Во Фриде зародилась некая склонность к Элизабет. Но он не знал, где ключ к ее сердцу, и не пытался его найти. Они были во многом слишком похожи друг на друга. Элизабет была для него как сестра. Глаза Паульхен иногда выдавали растерянность. И она частенько подолгу стояла перед портретом Эрнста, все еще висевшим в мастерской. Первые муки молодости…
Фриц видел все это и однажды вечером долго беседовал с Паульхен, а потом и с Фридом. Так его доброта помогла им справиться с первыми проявлениями жестокости жизни.
Через несколько дней Фриц вернулся. Задыхаясь от нетерпения, Трикс прибежала к нему под вечер.
- Дядя Фриц… - Она глядела на него расширенными от страха глазами.
- Все хорошо, Трикс.
Она ответила беззвучным потоком слез.
- Не плакать, Трикс.
- А я и не плачу - это от радости. Наконец-то, наконец-то я вновь обрела почву под ногами…
Спустя время ее волнение немного улеглось.
- Расскажи мне обо всем, дядя Фриц… Как у нас дома… Как тебя приняли… Как здоровье матушки?
- Она очень постарела, дитя мое. Передает тебе привет и просит как можно скорее приехать к ней.
- Неужели это правда… дядя Фриц? - вскинулась она.
- Да, дитя мое, это правда.
- О, матушка…
И еще раз, с невыразимой тоской:
- Матушка, добрая моя… А я… я…
У Фрица на глаза навернулись слезы.
- Дядя Фриц, это может только мать…
- Да, мать… Мать - это самое трогательное из всего, что есть на земле. Мать - это значит: прощать и приносить себя в жертву.
- А как отец?
- Поначалу он держался холодно и не очень меня расспрашивал. Наверное, то была маска, надетая передо мной, чужим человеком, - а может, и перед самим собой. Он сказал, что отверг тебя и решения своего не изменит. Я напомнил ему слова Христа, сказанные Петру в ответ на его вопрос: «Сколько раз прощать брату моему, согрешающему против меня? до семи ли раз?» - «Не говорю тебе: «до семи», но до седмижды семидесяти раз». Отец был непоколебим - или, вернее, только казался таким. Тогда я заговорил с ним о его собственной вине. А вина его в том, что он не дал себе труда понять тебя, судил о тебе лишь со своей точки зрения и тем самым собственными руками отдал тебя в объятия соблазнителя. Недостаточно просто любить своих детей, нужно еще и проявлять свою любовь к ним. Дети - это нежные цветы, им нужен свет, и если они его не получают, их головки быстро вянут и клонятся к земле. Я спросил его, разве он хочет теперь, когда есть возможность загладить вину и наверстать упущенное, вновь навлечь на себя заслуженное обвинение и бросить тебя в беде. И еще много всего наговорил. Это повергло его в уныние. Я не унимался, даже когда он хотел уже вспылить, и наконец он сдался. Но тут у него зародились новые опасения. Мол, твоя репутация может повредить сестрам. Я его успокоил, сказав, что никто ничего не знает, а ты осталась, в сущности, по-прежнему чистой и доброй душой. В конце концов отец уступил. «Скажите ей, - молвил он, - этих двух лет как не бывало». А твои сестры радуются, что их сестрица, так долго жившая в пансионе, скоро вернется домой. В Ростоке люди думают, что ты была в пансионе, - и пусть себе так думают. Посторонним этого достаточно.
- Дядя Фриц… Дорогой, добрый дядя Фриц…
- Видишь, Трикс, все теперь устроилось, и вскоре ты окажешься в объятиях родителей.
- Ах, дядя Фриц, но ведь тогда мне придется расстаться с тобой!
- Да, дитя мое…
- Как мне жить без тебя…
- У тебя есть матушка.
- Матушка… - Ее лицо просветлело. - И все-таки, дядя Фриц…
Она попыталась поцеловать его руку. Он быстро отдернул ее. Большая слеза упала на его кисть.
- В понедельник твой отъезд, Трикс. А в воскресенье мы все соберемся, чтобы попрощаться с тобой.
- Да…
Она еще долго стояла, молча глядя на него. Потом ушла. Фриц зажег лампу. Ноябрьский туман клубился за окном. На небе ни звездочки. Но лампа разливала вокруг себя золотистый покой.
Позднее к нему пришла и Элизабет.
- Я так рада, дядя Фриц, что ты вернулся.
- И я рад, что опять дома.
- Чего ты добился?
- В понедельник Трикс возвращается к родителям.
Она кивнула:
- Я была почти уверена, что так и будет. Кроме тебя, никто не смог бы сделать это. А я очень к ней привязалась.
- Как дела у твоих маленьких подопечных?
- Они растут. Сегодня я стояла у кроватки одного тяжелобольного ребенка - бедняга парализован - и кормила его с ложечки. Вдруг он задержал мою руку и очень торжественно сказал: «Тетя Лиза, ты должна стать моей мамой». Мне пришлось пообещать это. Жить ему осталось недолго. Сухотка. Его мать не могла как следует заботиться о мальчике. У нее их еще шестеро, и надо добывать хлеб насущный. Теперь он перенес свою любовь на меня. Я бы посоветовала любому, кто хочет забыться или успокоиться, начать ухаживать за больными.
- Да, это многое заменяет.
- И утешает. Ибо самоотречение нелегко дается.
- Самоотречение вовсе не обязательно, Элизабет.
Она грустно взглянула на него.
- Возможно, это всего лишь неизбежное в таких случаях заблуждение. Или иллюзия… Все будет хорошо.
- Ты так думаешь, дядя Фриц?
- Да, Элизабет.
Слезы градом хлынули из ее глаз.
- Кому никогда не доводилось жить вдалеке от родины, Элизабет, тот не знает, какова ее магическая сила, и не умеет ценить ее. Это познаешь только на чужбине. На чужбине родина не становится чужой, наоборот, ее начинаешь любить еще крепче.
- Но я его так люблю…
- Он вернется к тебе. Любовь - это жертвенность. Часто и эгоизм называют любовью. Только тот, кто по доброй воле может отказаться от любимого ради его счастья, действительно любит всей душой.
- Этого я не могу. Тогда мне пришлось бы отказаться от самой себя.
Ознакомительная версия. Доступно 8 страниц из 40
