Не дело это. Я никогда не дергалась по поводу соблюдения хороших манер, но было бы невежливо блевануть на ногу адмиралу.
Мы прошли сквозь еще одни двери в комнату, где одну из стен и большую часть пола занимал ковер-картина: бархатный облик Дэмота — вид с орбиты, — наполовину залитый светом, наполовину скрытый ночной тьмой. Рамос своими шагами ерошила бахрому изображения кораблей, причаливающих в одном из наших космических терминалов.
— Это прямая трансляция. — Адмирал ткнула носком ноги по картинке, — У говнюков есть своя шлюпка, причаленная возле вашей Северной Узловой. Это, наверное, вид с камеры в носовой части шлюпки. Или мне нужно было сказать «в носовой части лодки»? Я безмерно горжусь тем, что я единственный адмирал, не ведающий разницы… могу похвастаться прямо-таки космическим пофигизмом. Я даже не была в курсе, что это шлюпка, если бы моя команда мне не сказала.
Она вдруг осеклась.
— Надеюсь, тебе не мешает моя трескотня — разведчиков учат непрерывно комментировать миссию, на которую нас отправляют, а я так и не избавилась от этой привычки. Если бы я не вела с вами одностороннюю беседу, то я бы, наверное, описывала мебель. — Рамос понизила голос почти до драматического шепота. — Мы проходим через помещение, напоминающее искусственно созданную камеру, наполненную четырехногими конструкциями неустановленного происхождения и назначения… возможно, имеющих религиозную ценность. — Она прыснула и вернулась к нормальному тону. — Или ты предпочитаешь рассказ о говнюках?
— Говнюках, — сказала я. А получилось «юк-як». Неплохой эпитет для Рта и Бицепса.
— О говнюках, как я понимаю. Я говорила об их шлюпке… которая привлекла мое внимание сразу же после моего прибытия на Дэмот два часа назад. Я летела на своем, так называемом флагманском корабле — на нем есть жилая штаб-квартира размером со щенячью будку и команда самых пустоголовых грубиянов во всем флоте. Мой связист отпускал какие-то угрюмые реплики о корабле Дипломатического корпуса, ошивающемся здесь, в восемнадцати световых годах от ближайшей дипломатической миссии… а я в тот же миг заподозрила, что в город пожаловала команда засранцев. Чтобы проверить, как обстоят дела, — продолжала она, — я радировала командующему базой в Укромной бухте. Он ничего не мог рассказать мне о говнюках; на связь с ним они не выходили. Но зато он поделился радостью, что адмирал наконец-то снизошел до визита — он думал, что я здесь с проверкой по его докладу о таинственном хвосте, увиденном во время смертоносного нападения. Мало того, предполагаемая жертва этого покушения, некая Фэй Смоллвуд, была похищена, и гражданские власти спятили напрочь. — Рамос слегка перераспределила мой вес у себя на плече. — Одним словом, командующий бодро меня поприветствовал, сказав: «Вы отвечаете за это, адмирал», — тем самым отрекаясь от любой дальнейшей ответственности.
Шаг за шагом мы пересекали ковер с движущейся картинкой — ноги Рамос с трудом переступали от голубой оболочки планеты к звездной тьме, испещренной причаленными космическими кораблями, а после к кирпично-красной шири самой Узловой станции. Разрешение ковровой картинки было настолько детальным, что я могла увидеть крохотных одетых в комбинезоны рабочих дока, скользивших по обшивке космической станции… как будто я смотрела на все это с большой высоты.
О-о-о. Боже… головокружение! Его-то моему желудку только и не хватало.
— И я заключила, — ничего не заметив, продолжала Рамос, — что говнюки из шлюпки были посланы Высшим советом для расследования появления загадочного хвоста. Если непосредственный свидетель отсутствовал, то, верно, его схватили говнюки, это в их стиле. Так что я спросила себя, куда они ее подевали.
Наиболее вероятный ответ: конспиративная квартира Адмиралтейства. Флот владеет недвижимостью на каждой планете Технократии, секретными апартаментами, где адмиралы могут развлекать правительственных чиновников или проводить убогие вечеринки, потому как убеждены, что именно так поступают власть имущие. Я решила нанести визит в дом, ближайший к месту, где ты пропала… а остальное тебе известно.
Рамос резко остановилась и нагнулась, чтобы поставить меня на пол. Содержимое в моем желудке всколыхнулось, но все же улеглось. За собой я ощутила стену; через секунду я опиралась на нее попой, гадая, подогнутся ли у меня колени. Не подогнулись. Спустя некоторое время я даже почувствовала, что кровь больше не отливает от лица.
Рамос смотрела на меня несколько секунд, а после вынесла вердикт:
— Видишь, ты уже окрепла. Подожди здесь, пока я разведаю ситуацию.
Она исчезла за другой дверью. Теперь, когда я стояла, теперь, когда осталась лишь тошнота, а не опасность фонтанировать, у меня появился шанс обозреть комнату; до этого я видела только ковер и ножки стульев. Каждый предмет мебели был изготовлен из интелломатериала класса А: основа из обедненного урана с нанесенной сверху по нанотехнологии имитирующей мрамор пеной, заставлявшей мебель для удобства принимать форму вашего зада. Выглядела мебель монолитной скалой, но по ощущениям была мягче любых перин. Если задуматься, получалась нелепость. Сточки зрения вашей задницы это были просто удобные, уютные кресла… но сделаны они были массивными и тяжеловесными (обедненный уран!), и ведь исключительно для того, чтобы гости знали, что за них заплачена куча баксов.
Я оглядывала ближайшее ко мне кресло — позволила себе впасть в презрительное негодование простой девчонки, больше для того, чтобы отвлечься от непрекращающегося бунта в моем желудке, — когда внезапно услышала едва различимое тявканье у себя в голове. Да, тявканье: такое же, как слышишь, наступая собаке на хвост. Внезапно вся поверхность кресла съежилась у меня на глазах… расправилась на раме, скукожилась: наниты[8]спасались бегством под креслом, прятались под ним, даже выглядывали из-под сиденья, проверяя, не преследую ли я их.
Практически было слышно, как колотятся их маленькие встревоженные сердечки.
— Простите, — промямлила я, — я не хотела вас напугать.
Путаное бормотание получилось у меня вместо слов; наниты робко пятились, медленно, по-черепашьи — а то вдруг я снова на них уставлюсь…
Я хорошенько помотала головой, потом закрыла глаза.
«Фэй, у нанитов не бывает колотящихся сердечек. Они всего лишь малюсенькие бездушные механизмы, размером и интеллектом сравнимые с бактерией. Их можно запрограммировать так, чтобы они сделали поверхность под твоей задницей помягче, но они точно не запрограммированы вести себя как побитый щенок только потому, что ты сурово на них посмотрела».
Нерешительно, нехотя я открыла глаза. Кресло вернулось в обычное состояние. Непроницаемая поверхность. Непроницаемого вида. И никакого тявканья или хныканья.
«Ну, ладно, — подумала я, — зато это полностью отвлекло меня от мыслей о тошноте».
Фестина Рамос вернулась.
— Все чисто, по крайней мере, сейчас. Понести тебя или ты сможешь идти?
