Они замолчали, подгоняемые охранниками. Каждый погрузился в свои мрачные думы. Северный ветер трепал их ветхие одежды, пронизывал до костей, пленники ежились и кутались, спасаясь от холода.
Уже принявшись за работу, Пьер вдруг разразился проклятиями.
– Арман, я только сейчас окончательно осознал, что мой бывший друг просто-напросто добивается моей жены! Вот каналья! Как же теперь мне жить, сознавая, что она осталась совсем беззащитной перед его подлостью и похотью! Что мне делать, Арман?! Черт!
– Эх, Пьер! Что ты сейчас можешь сделать? Мы способны лишь мечтать о мщении, счастливом избавлении от плена, о возвращении домой! Об этом теперь надо молить Господа ежедневно, ежечасно. Больше не на кого нам надеяться. И не упоминай черта более.
– Проклятье! Как мне не ругаться? – Пьер в сердцах плюнул.
– Ты говорил про Али. Но я, честно говоря, не верю в его обещания. Уж очень он хитро поглядывает на нас. Он себе на уме, Пьер.
– И все же, Арман, мне больше не на кого надеяться. Я не пожалею своего состояния, но постараюсь добраться до Фомы. Он от меня не уйдет, подонок! Клянусь всеми святыми!
– Если так, то я тебе в этом буду всемерно помогать, Пьер. Вот тебе моя рука и честное слово! – с этими словами Арман протянул другу руку и тут же отдернул ее назад. Удар палкой ошпарил его жгучей болью.
Охранник с ругательствами накинулся на них и стал избивать. Приходилось терпеть и ждать, пока тот устанет и насытит свою кровожадность.
– Хуже всего, что придется долго ждать весны. В такую пору нечего и думать совершить побег. Море почти закрыто для судоходства, а в горах околеешь от холода и голода.
– Да, ты прав, Арман. Тут ничего не придумаешь. Надо ждать и надеяться на Али. Авось он придумает что-нибудь для нас. Ему это легче.
– На него лучше не надеяться, Пьер. Давай сами думать.
– Вряд ли нам удастся что-либо придумать дельного без помощи со стороны. И у нас никого больше нет на примете. – Пьер повернулся, шепча в темноту: – Ждать и надеяться…
Глава 14Фома раскрылся
Декабрь подходил к концу. Люди готовились к рождественским праздникам, а Ивонна бродила по дому как неприкаянная и в отчаянии ломала руки. Слуги боялись подойти к ней и сторонились своей госпожи, почти потерявшей от горя рассудок. Она перестала причесываться, следить за одеждой, и от этого становилось больно на нее смотреть.
Уже прошло три недели, как Фома принес ужасную весть. По его словам получалось, что Пьер уже был продан на галеры и искать его теперь стало очень трудно, если вообще возможно. Так он уверял.
После этого Ивонна долго ничего не замечала, оглушенная страшной вестью. Она металась по дому, никого не замечая, и лишь бормотала что-то бессвязное, побледнела, осунулась, подурнела. Фома, часто посещавший ее в первое время, теперь приезжал редко, но и его визиты не волновали Ивонну. Она не замечала его и не отвечала на его вопросы.
Однако в последнее свое посещение Фома заметил значительные изменения в ее поведении. Она стала опять одеваться нормально, красиво завивать локоны, во взгляде просматривалась энергия и живость. Еще было далеко до прежней нормы, но и такое изменение значило очень многое.
– Ивонна, мадам! – голос Фомы задрожал, видимо, от волнения. – Я так рад видеть вас в лучшем состоянии. Видно, молодость берет свое. Примите мои поздравления с началом выздоровления.
– О чем вы, мессир? Какое выздоровление? Об этом не может быть и речи, пока Пьер не будет найден и возвращен.
– О, вы так полны решимости искать мужа? Как это похоже на вас, мадам. Я весь к вашим услугам, Ивонна!
– Представьте себе, я решила обходиться во всем без вашего участия. С меня достаточно того, что вы не смогли устроить дело, которое мне казалось не таким уж и сложным.
– Но, мадам, что вы такое говорите?! Неужели вы полагаете, что…
– Закройте рот и не произносите больше ни звука, мессир. Вы мне так надоели, что я горю желанием натравить на вас собак. Я не хочу слушать вашу болтовню! Мне она кажется недостаточно правдивой.
– Ивонна, дорогая! Вы меня убиваете своим недоверием! Как можно?..
– Уберетесь ли вы когда-нибудь, мессир? Мне противно вас видеть!
Фома с прищуром посмотрел в глаза Ивонны. В них светилась непреклонная решимость, и он не заставил просить себя вторично, но в душе затаил желание отомстить. Раньше он просто пытался овладеть ею, может быть, даже сделать своей женой. Он действительно был влюблен в Ивонну и страстно желал ею обладать. Но теперь, глядя в ее синие глаза, полные упорства, он изменил свое намерение и уже не ощущал в себе той влюбленности, которая грызла его вот уже сколько месяцев. Фома впервые почувствовал в себе раздражение от ее слов и всего поведения.
Спускаясь по ступеням дома к карете, он уже решил, что с влюбленностью покончено. Настала очередь холодного расчета и действия. Он не отступит и добьется своего, чего бы это ему ни стоило. Силой, уговорами, лестью или хитростью, но она будет его, а там он поиздевается над нею в свое удовольствие.
У него даже улучшилось настроение. Новая идея, новое направление мысли придали ему и новые силы в достижении задуманного. Ухмыльнувшись правой стороной рта, он уже твердо решил, что в ближайшее время предпримет нечто действенное. Ждать больше не стоит.
Отшумели рождественские празднества. Снег так и не появился даже на ближних горах, дожди перепадали, чередуясь с ветрами.
Ивонна сразу же после праздников направилась в Марсель. Там она принялась вновь разыскивать членов команды судна, носившего ее имя. Ей хотелось как следует провести расследование обстоятельств пленения Пьера. Те сведения, что были получены от Фомы и Поля Давилы, ее мало удовлетворяли. Она им уже не доверяла, тем более что поведение Поля при расспросах явно было сомнительным и внушало недоверие.
Две недели спустя она призвала человека, занимающегося этими делами, для получения дополнительных сведений.
– Мадам, ничего утешительного сообщить не могу. Никого в городе и ближайших селениях нет. Все словно сговорились и разбрелись по свету.
– Стало быть, никаких сведений, проливающих свет на историю с моим мужем, вы сообщить мне не можете?
– Кое-что есть, мадам, но уж слишком косвенные это сведения.
– Однако я бы хотела их выслушать.
– Пожалуйста, мадам. Дело в том, что семьи некоторых участников похода живут поблизости, в Марселе. И хотя эти люди тоже мало знают об этом, но некоторые из них говорят, что матросы, их родные, придя в Марсель, тут же получили оплату за поход с высокими прибавками и отбыли на разных кораблях во всевозможные плавания с тем, чтобы до весны или лета не появляться в Марселе. Не кажется ли вам, мадам, что это весьма подозрительно?
