С минуту миссис Хейл помолчала; молчал и я, мысленно представляя себе, как это все происходило на самом деле.
— Кошмарная у них жизнь, — пробормотал я наконец.
— Тяжело, что и говорить. И характер у них у всех нелегкий. У Мэтти-то раньше был золотой характер — такая была добрая, такая милая. Но столько, сколько ей пришлось перенести, — тут кто хочешь ожесточится, и пусть люди что угодно говорят, а я лично ее не обвиняю. Другое дело Зена, та всегда была с причудами. Правда, надо ей отдать справедливость — с Мэтти она как-то при* способилась ладить: я бы не поверила, если б сама не видела. Но иногда на них обеих будто находит что-то: как сцепятся, как пойдут друг дружку честить… А если еще при Итане, так на него просто смотреть невозможно — сердце на части разрывается. Я когда вижу его лицо, всегда думаю, что ему тяжелее всех достается. Зена, во всяком случае, так не мучается, да у нее и времени нету… Жалко, конечно, — добавила она со вздохом, — что они все сидят, как в тюрьме, в этой несчастной кухне. Летом-то, в погожие дни, Мэтти переносят в залу, а то, бывает, и на улицу вынесут — все легче… Но зимой, конечно, не станешь еще одну комнату отапливать, если в доме копейки лишней нет, как у Фромов.
Миссис Хейл глубоко вздохнула, словно память ее наконец-то освободилась от непосильного груза, который несла столько лет, и добавить ей было уже нечего. Но какая-то мысль, видимо, все еще тяготила ее, и я вдруг прочел у нее на лице, что она решилась сказать мне все.
Она снова сняла очки, положила их на расшитую бисером салфеточку, наклонилась ко мне через стол и, понизив голос, закончила:
— Я помню, был один день — примерно неделю спустя, — когда все решили, что Мэтти не выживет. И я лично считаю, что это было бы лучше. Я даже нашему пастору прямо так и сказала, так он на меня руками замахал. Только он при ней не был в то утро, когда она очнулась… Одно я знаю: если б Мэтти тогда умерла, Итан бы еще пожил, — а так, как сейчас… Да, вот вам и Фромы: большое было семейство, а что от него осталось? Покойники в могилах да эти трое в доме, а какая между ними разница? Разве что одни на земле, а другие в земле… Только те, что в земле, лежат себе спокойно, да и женщины там молчат.
