Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
Олег Борисович Краев вместе со своим радикулитом мог обмануть любой консилиум, но не Толика Кепко. Тот пришел, взглянул, выключил духовку, в которой раскалялся песок, и сказал:
– Прячешься? Молодец. Давай соберем ребят, я устрою плов, посидим, рассудим, как нам жить дальше.
К десяти вечера с пловом уже покончили, пили чай. Кроме Кепко, Краева, было еще четверо мужчин в возрасте пятидесяти. Все называли друг друга по имени и на «ты».
– Я через месяц дедом буду, – сказал один.
– Удивил, мой скоро в школу пойдет. А я перезабыл все…
– Хватит! – Кепко хлопнул ладонью по столу. – Если не мы, то кто?
– Толик, не пыхти.
– Что ты предлагаешь? Конкретно? – спросил Краев.
Толика Кепко невозможно было узнать. Куда подевались его мягкость, округлость слов и движений?
– Начать с того, что набить тебе морду! Если бы ты был человеком, Паша бы не молчал. Я его родил, но пуповина давно перерезана. Он отдалился. Он твой!
В дверь позвонили. Кепко взглянул на Краева, кивнул на дверь, и старший тренер, виновато улыбаясь, пошел открывать.
– Зачем мы живем? Пашем зачем? Сантиметры? Секунды? Рекорды? Людей мы делаем! Людей! Наступает час, когда каждый должен ответить…
– Добрый вечер. – В комнату вошел Гуров. – Извините. – Он протянул Кепко руку: – Здравствуйте, Анатолий Петрович. Я к вам. – Он оглядел присутствующих. – Ваши друзья? Они могут оставаться. Это даже хорошо, что вы все вместе.
…Павел Астахов родился в лесу, в шалаше, приняла его в жизнь бабушка, шлепнула, чтобы гукнул и воздуху глотнул, пуповину перегрызла.
Семья Астаховых была по-своему уникальной: в ней рождались только мужчины, причем почему-то по одному, называли их посменно Александрами и Павлами. Прадедушка Астахова, девяностолетний Александр Павлович, дедушка – Павел Александрович, отец – Александр Павлович родились и жили в лесу. Он был их родиной, домом и единственно возможной средой обитания. Прадед появился на свет в конце прошлого века и Города никогда не видел, захаживал в ближайшую деревню за солью, хлебом и порохом. Дед в Городе несколько раз появлялся, грозился даже слетать на самолете в Москву, угрозам его никто не верил. Отец учился в семилетке, отслужил армию, окончил сельскохозяйственный техникум и вернулся домой лесничим. «Первый из нас на должности, живет, как царь, да еще зарплату от государства получает», – говорил прадед.
Мать родила Павла и через год скончалась от неустановленной болезни, хоронили попросту, закапывали без вскрытия и диагноза. Вообще женщины в семье не больно-то задерживались. Исключение составляла бабушка, которая принимала Павла. Она свято верила, что задержалась на этом свете благодаря Павлу-меньшому, который, оставшись без матери, помирать бабке запретил. Она его выкормила, на ноги поставила, а потом и срок миновал, так и осталась одна в мужском окружении. Недавно ей исполнилось семьдесят. В городе ее сверстницы о нарядах заботятся, иные мужей приглядывают, а в лесу семьдесят, когда сызмальства на земле, согнувшись от зари до зари, – возраст совсем согбенный. Мужики же, наоборот, все были статные и молодые. Относительно, конечно: девяностолетний Александр Павлович – его в семье звали дедом – дедом и был. Однако он не грелся на завалинке в валеночках, а расхаживал вокруг дома в привезенных из Америки кроссовках, приглядывал за тучками, следил за солнышком, давал младшеньким указания. Честно сказать, приказы его лет десять как не выполнялись. Дед нашего героя – Павел Александрович, именуемый отцом, в семьдесят один сидел в седле легко и вверенный семье лес мог объехать с двумя ночевками. Родителя Павла дома величали Сашком – хотя официально, да и фактически он являлся полновластным хозяином. Старшие Астаховы жили в лесу легко, радостно, привыкшие к одиночеству, на людях улыбались, были нрава легкого. Сашок получился совсем иным: молчаливый, в решениях крутой, одноразовый, он после смерти жены чуть не двадцать лет жил без женщины, потом привел в дом семнадцатилетнюю, показал ее своему деду и отцу, сказал:
– Анютой звать, будет в доме жить.
Павел учился в сельской школе, на беду она сгорела, и самый меньшой Астахов переехал в Город, в школу-интернат со спортивным уклоном. Здесь его увидел Анатолий Петрович Кепко; тайга в генах и опытные любящие руки тренера вылепили Павла Астахова.
Две недели зимой, месяц летом Павел жил в семье. Сказал, что поступил в педагогический. Астаховы врать не учились, Павел и не солгал, умолчал только, какую науку он преподавать будет. Когда отец узнал о сыне правду в полном объеме, то… дом он не поджег, уехал в тайгу и вернулся лишь через полгода.
Спас положение Анатолий Петрович Кепко, который регулярно посылал на имя самого старшего Астахова все газеты, где говорилось о Павле. Тренер самолично отвез в лес глобус, воткнул флажки в города, где выступал Павел, оставил коробочку с запасными флажками и сообщал обо всех передвижениях правнука по белу свету.
Глобус стоял у деда в комнате, на видном месте, и походил на ежика. Читать дед умел. Разглядывая глобус с любопытством, порой неодобрительно качал головой, говорил громко, хотя в комнате никого не было:
– Непорядок. В Европе и этой Америке вон сколько понатыкано, а с энтой стороны, – он поворачивал глобус, – где Япония и ниже, где эта Австралия, почти ничего не торчит. Африка практически не охвачена. – Дед уже больше десяти лет слушал транзистор, в лексиконе его происходили сильные изменения.
Последний раз Павел был дома прошлым летом. Во время соревнований он травмировался, врачи вынесли приговор – разрыв мышц задней поверхности бедра, месяц никаких тренировок.
Дом у Астаховых был солидный, двухэтажный, с большой открытой верандой. У старших было по комнате на первом этаже. В их владениях царила старина, которую нарушал лишь глобус, утыканный флажками, пахло табаком, пряными травами. В передней части дома гостиная и веранда обставлены по-городскому, даже телевизор цветной транзисторный родом из Японии. Люстра – из Праги, посуда – из Берлина, мебель на всякий случай финская.
По вечерней зорьке на круглом, как блюдце, озере Павел с дедом поймали с десяток окуней. Старший, девяностолетний Александр Павлович, развел костер, расстелил рогожку, чистой тряпицей протер миски, ложки, стаканы, нарезал ломтями хлеб, каждому положил по фиолетовой луковице.
Рыбу втроем почистили быстро и ловко, молчали, деды поглядывали на Павла ненавязчиво, ласково. Хорошо ему было с ними, не то что с отцом, и всегда так, сызмальства.
Пламя у костра – невысокое, жаркое, в подвешенном над пылающими углями котелке бурлило и шкворчало. Дед Павел вытер ложку, зачерпнул из котелка, подул, остужая, попробовал, взглянул на звезды, словно советуясь, и сказал:
– Сымай.
Павел поставил котелок перед старшим, подвинул миски. Тот начал разливать уху, сначала со дна рыбу, всем поровну.
– Ты где последний раз побывал? – спросил старший.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 52
