Ксавье. Достаточно было недолгой встречи, чтобы я отвела ему главную роль. Его светлое присутствие возвращало смысл тому, в чем смысла не было никакого – например, жизни. Просто потому, что я разделила с ним краткий, но истинный миг общения человека с человеком. Не хочу быть полной свиньей, но мы с Салли и Квази напоминали скорее трех алкашей, забившихся в бар «Титаника» и твердо решивших потонуть быстрее, чем весь корабль. Вряд ли это можно назвать человеческими отношениями.
Блуждая в лабиринте вновь обретенных иллюзий, я размышляла. Мне бы очень хотелось бросить вранье Хуго ему же в морду, но и речи быть не могло, чтобы впутать Ксавье. Итак:
– Нет, нет, деньги меня не волнуют. Меня волнует, что кто-то решил меня прикончить…
И тут я осеклась, потому что Хуго не притворялся, я уверена. Он мне не поверил. Он действительно думал, что я несу чушь. И уверилась еще больше, когда рассказала ему о двух убийствах – во всех подробностях – и о посланиях, потому что он позеленел. Даже Де Ниро не мог меняться в цвете по заказу. И от зловонной ауры, его окружавшей, снова несло страхом.
Ну что за дерьмо.
Что ж, я навострила глаза, чтобы ничего не упустить, и задала вопрос на доверие:
– Ты уверен, что Поль мертв?
– Доротея, это бессмысленный вопрос.
– Я знаю.
Я вкратце изложила ему, с чего началась неделя, и продолжила:
– Если бы не два убийства, я бы тоже уговорила себя, что голос Поля был всего лишь галлюцинацией, а я – старая психопатка. Но сегодня мне нужны конкретные ответы. Например: что ты сделал с трупом?
– Закатал в бетон.
Теперь, чтобы разрядить атмосферу, я в общих чертах опишу Хуго. Он вроде длинного срезанного цветка, и в его венах течет сок кого-то из папоротниковых. Он способен, в крайнем случае, запустить летающего змея, если дует правильный ветер, но не имеет представления, с какой стороны берутся за молоток. Поэтому «закатал в бетон» в его устах звучало, как если бы он по слогам разбирал диалект исчезнувшего племени.
Хотя ситуация и не располагала, но намек на улыбку, наверно, встопорщил волоски моих усиков – спасибо тому косметологу, который первым выщипал мне пушок над губой во времена моей суетности, потому что Хуго поправился:
– По крайней мере, мне так сказали. Я только прибрался потом в твоей квартире.
– Кто тебе «сказал»?
– Я их не знаю. Какие-то парни, к которым мне посоветовали обратиться: я их больше не видел.
Мне показалось, что в глазах Хуго, зеркале его чувствительной души, я прочла тот же вопрос:
– А вдруг Поль не умер?
Что автоматически ставило его во главу списка потенциальных жертв.
16
Если не считать затасканных слов и мыслей, а также очевидного вывода, что только мой труп подтвердит, с некоторым запозданием, отсутствие у меня параноидального бреда, сказать нам друг другу было нечего. Лишь бы сократить пустые речи, я пообещала избегать Альфиери, убийцу, полицию, дурных знакомств вообще и Хуго в частности, прежде чем мне удалось откланяться.
Вы поймете, в каком состоянии были нервы нашего богача, если я скажу вам, что он заставил меня спуститься в темноте в подвал, чтобы выпустить через маленькую запертую дверцу, ведущую в садик позади дома. Он задержал еще на минуту мой бег, в очередной раз спросив:
– И все же, как у тебя с деньгами?
– Я же сказала, что все в порядке. Я зашла в свой банк, и – о чудо – какие-то гроши еще остались.
– Твои счета были в довольно плачевном виде, когда я последний раз их просматривал.
– Хуго, мне плевать на деньги. Но можешь успокоиться, если у меня возникнут непредвиденные траты, я тебе позвоню. Предупреди привратницу своего храма.
Потом мне пришлось перебраться через крепостную стену, не очень высокую, но обнесенную поверху проволокой, на которой я оставила часть своего обмундирования, но я не роптала, потому что минимум по данному пункту я была полностью согласна с Хуго: один убийца на запятках полностью исчерпывал мой запас прочности. Еще и на толпу мафиози этот запас рассчитан не был.
Через полчаса ходьбы я глянула на себя со стороны: я шла на цыпочках в своих солдатских башмаках, вертя головой, как семафором, по пустой улице в тот час, когда все, кто живет внутри, уже давно дома и дремлют перед чирикающими телевизорами. Я была одна, и более чем одна.
Я застыла на месте, спрашивая себя, как переварить три порции солянки не первой свежести. Решение пришло само: небольшая сиеста среди ночи пойдет на пользу пищеварению.
Улица – просторное владение. Шестнадцатый район я знала плохо, но скамейки везде одинаковые, а дом-саркофаг Хуго нагнал на меня такого жара, что на какое-то время мне тепла хватит.
Первая же попытка пораскинуть мозгами с ходу привела меня к выводу: если только Хуго не перетянул рану жгутом, не сделал переливания крови и не отвез его в больницу, Поль с неизбежностью умер. Кто же умудрился узнать меня на тротуаре, обладал тем же голосом, что и Поль, был настолько осведомленным и упорным, чтобы захотеть отомстить двадцать лет спустя?
Следите за моей мыслью?
Член семьи? Близкий друг? Поборник справедливости, которому делать больше нечего, кроме как гнобить жизнь бродяжки?
И если Ксавье сказал правду, как Хуго смог узнать, что этот «кто-то» увидел меня и узнал у универмага «Прентан»?
Я сменила позу лежа на позу сидя, чтобы мозги лучше проветривались. Четверть часа спустя – оп-ля! Осталось только поймать такси.
Йохан был хозяином бара «Либертиз»[18]– неудачное название, потому что большую часть его клиентуры составляли каторжные выпивохи. Это было мое любимое пристанище в те золотые годы, когда я лишь интуитивно прозревала ту развалину, что скрывалась под моей тогдашней лакированной скорлупой. Мне всегда нравилось думать, что Йохану нравилась я. В частности потому, что я вела себя прилично и никогда не требовала, как обычные его клиенты, чтобы музыкальный автомат наяривал только разноцветные диски в 45 оборотов. Ну конечно, вы-то молоды, а я вам завожу долгоиграющие пластинки, которых никто младше тридцати и знать не может.
По крайней мере, фасад не изменился.
Наконец, я толкнула дверь и глубоко вдохнула этот воздух, который так люблю, мглистый от табака и отлетевших мечтаний. Народу было немного. Какой-то старый пират вцепился обеими руками в стойку, чтобы не дать ей упасть, измученная усталостью и постоянным повторением пройденного проститутка тянула рюмочку кальвадоса, словно призрачный эликсир молодости, и трое арабов в тонких кожаных куртках затягивались сигаретами с глубокомысленным видом. И Йохан, Йохан по-прежнему был здесь. Бодрый? Уж лучше сказать сразу. Он дремал на высоком стуле за стойкой в обрамлении перевернутых бутылок.
