— Погоди, дай я возьму ручку… — Ее голос затихал, пока она опускала трубку на стол.
В микрофон заверещал Пит. Он знал, куда говорят в трубку.
— Нет, Пит, не теперь. У Лоренса беда. — Звук моего имени заставил его клюнуть трубку. — Нет, Пит, прекрати! — сказала Лойс, как говорят с двухлетним ребенком.
Она снова взяла трубку.
Я назвал ей номер модели и VIN моей машины и объяснил, как найти бензозаправку. Она хотела спросить меня о чем-то, но я сказал:
— Я не могу говорить… Макс… он пропал. — Мне пришлось зажмуриться, чтобы не заплакать.
Когда я вернулся к нему, хозяин сказал:
— Вот, я подобрал для вас. — Он вручил мне комбинезон, аптечку первой помощи и отвел к туалету. — А как, по-вашему, начался пожар?
— Искра? — сказал я, сильно прихрамывая.
В холодном туалете я увидел свое отражение в зеркале. Вид у меня был скверный — закутан в одеяло Макса, руки и ноги в копоти, волосы опалены. Однако повреждения были в основном поверхностными. Даже сейчас я почти не испытывал боли. Я осторожно умылся, удаляя черноту. Теперь мне стали видны мои раны. Мне повезло.
На левой руке и ноге кожа только чуть потрескалась и была в небольших пузырях там, где к ней накрепко прилипла набивка спального мешка. Я наложил цинковую мазь на пузыри, надел комбинезон и вернулся в переднее помещение.
Все утро хозяин возился с каким-то пикапом, то и дело заглядывая в автомобильный справочник. Несколько машин остановилось заправиться, у одной на крыше был привязан олень.
Хозяин выходил к каждому клиенту и рассказывал, что произошло со мной. Я видел, как они посматривают в гараж и покачивают головами. Я был историей, скрашивающей монотонность зимнего дня.
Я перекусил у автомата слегка затхлыми кексиками. Лойс приехала уже после полудня.
Мы вернулись по рытвинам проселка к хижине, чтобы забрать мою машину. Лойс объясняла, как сложно было заказать ключ без предъявления документа, что машина принадлежит ей. Я рассеянно ее слушал. Снова сыпал снег, но солнце выбралось из-за туч и сияло сквозь деревья.
От хижины ничего не осталось, кроме золы и приземистой пузатой печки возле обломков кирпичной трубы.
Я позвал Макса. Никакого отклика. Где-то в лесу раздавался треск выстрелов.
Лойс задрожала и обхватила себя руками.
— Тебе повезло. Удивительно, как ты не замерз насмерть, добираясь до этой заправки.
Я вставил ключ в зажигание. Он вошел неплотно. Мне пришлось немного им поворочать, прежде чем он встал на место. Мотор заработал. Я прибавил газа.
Лойс тем временем спустилась к озеру и звала Макса. Я сошел к ней.
— Может, оставить объявление у хозяина заправки? Предложить награду тому, кто его найдет. — Лойс прильнула ко мне. Я вздрогнул из-за ожогов, но несколько секунд прижимал ее к груди. Снег падал с деревьев большими планирующими хлопьями. Я сказал:
— Почему бы нам на обратном пути не остановиться где-нибудь и пообедать?
Мы повернулись и пошли к нашим машинам; поперек пожарища уже падали тени.
В умирающем свете дня, двигаясь по сужающейся дороге, сразу после старого бревенчатого моста я заметил, что на одном дереве что-то висит. Будто привидение в белом мареве падающего снега, будто призрак, замерший в воздухе. Я затормозил, посветил фонариком на деревья и в конусе света увидел Макса. Его повесили на древесном суку. Его глаза блестели, но они были безжизненными.
Я обернулся и посмотрел на Лойс в ее машине. По-моему, она кричала, но я не слышал ни звука.
Глава 18
Завернутый в свое одеяло, Макс лежал в багажнике моей машины. Я не останавливался, пока не въехал на автостоянку ресторана. Лойс вышла из своей машины и пересела ко мне.
— Мне так жаль, Лоренс.
Некоторое время я ничего не говорил.
Потом прошептал:
— Он висел так, будто его казнили. — У меня сжалось горло.
Лойс положила ладонь на мою руку:
— Охотники… вот кто его… Может быть, случайность. Быстрое движение между деревьями…
Я покачал головой:
— Ему перерезали горло.
Лойс прижала ладонь ко рту. Ее глаза закрылись.
— Как могут люди совершать такие жестокие поступки? — Она открыла глаза. — Но что бы ни произошло, Макс умер, когда делал то, что ему нравилось. Он умер среди природы. Что за жизнь была у него в твоем подвале? — Она прижала ладонь к моему лицу. — Вот как ты должен смотреть на это. — Она замолкла, и ее глаза наполнились слезами. — Я рада, что ты не погиб. Не хочу тебя потерять. Никогда.
Я ничего не сказал. Про себя я знал, что убить меня попытался Эрл. Может быть, он действительно поверил, что я буду его шантажировать. Мне нужно было сдерживаться. Я хотел, чтобы Лойс замолчала, но она говорила и говорила. Она сжала мою руку:
— Лоренс, на самом деле это к лучшему, и в конце концов ты поймешь…
Я сказал:
— Я думаю, что Эрл Джонсон пытался убить меня.
— Нет, Лоренс, перестань.
Я отодвинулся от нее:
— Ты не знаешь, какая ссора произошла между мной и им с Хелен перед тем, как я поехал в хижину.
Лойс покачала головой:
— Зачем бы Эрл оставил Макса висеть, если он поджег твою хижину? Это было бы глупо, вызвало бы подозрения. Подумай об этом.
Я прижал ладонь ко лбу.
— И как они могли узнать, что ты поехал туда?
— Я уложил снаряжение на заднем сиденье. Они могли его увидеть.
Лойс покачала головой:
— Это были охотники, Лоренс.
— А пожар?
— Так у тебя топилась печка. Верно?
Я ей не ответил.
Лойс посмотрела на меня и прошептала:
— Расскажи мне про Макса что-нибудь хорошее.
И на несколько минут я дал горечи улечься. Я рассказал Лойс о последнем дне в жизни Макса, о том, чем мы занимались вместе, и она улыбалась, и я улыбался, и она сказала:
— Собаки умеют прощать. — И прижала губы к моим дрожащим рукам.
В ресторане Лойс взяла вечернее дежурное блюдо — сандвичи с индейкой и картофельное пюре. Я к своей еде почти не прикоснулся.
— Кто, по-твоему, пришел бы на мои похороны, если бы я погиб? — сказал я.
Лойс не ответила. Она спросила, буду ли я есть свой кусок индейки. И взяла его, а под ним оказалась спрессованная начинка. Я почувствовал, что меня вот-вот вывернет. Пришлось пойти в туалет и ополоснуть лицо. Возвращаясь, я заметил, что ресторан построен в форме пивной бочки, дно которой занимал обеденный зал. Входя в него, я не обратил на это внимания.
