— Это вы мне объясните.
— Понятия не имею. — Священник взял себя в руки.
Снова пауза. Затем Клаф спросил:
— Вы ладили с Мартином и Элизабет?
Изменение темы и тона — старый прием на допросах. Но Хеннесси был к нему готов и в упор посмотрел на сержанта:
— Ладил. Они были милыми ребятишками. Очень умными, очень любящими. У них был трудный период — смерть матери… это оставило отпечаток.
— Отпечаток? Что вы имеете в виду?
— Такие события, старший инспектор, неизбежно оставляют шрамы. Мартин злился на мать за то, что она их покинула на этом свете. Злился на мир, потому что мир это позволил. С Элизабет было проще. Она очень грустила, была беззащитной. Цеплялась за Мартина, не хотела расстаться со своей игрушечной собачкой. Но горе стало проходить. Постепенно. Мартин был исключительно способным подростком. Я старался его поощрять, давал читать книги.
— Какого рода книги?
— Разные. Он интересовался точными науками и историей. Читал про греков и римлян. Бредил мыслью, что дом мог быть построен на том месте, где раньше жили римляне.
Нельсон вспомнил слова Рут о том, что на раскопках нашли римскую посуду. Значит, Хеннесси об этом знал — даже тогда.
— Следовательно, у вас с ними были близкие отношения?
И снова священник ответил ему открытым, почти вызывающим взглядом:
— Да.
— А как к детям относились другие работники?
— Элизабет любили все. Она была прелестной девчушкой. А Мартин… С ним было сложнее.
— Мы разговаривали с сестрой Иммакулатой…
— Вот как? — Священник подался вперед. — Как она себя чувствует?
— Относительно здорова, — холодно произнес Нельсон и добавил: — Во всяком случае, в твердой памяти.
Хеннесси кивнул:
— Хорошо. Бедная женщина, у нее была тяжелая жизнь.
Нельсон пропустил его слова мимо ушей.
— Она утверждает, что Мартин доставлял много неприятностей.
— Как я уже упоминал, он был ожесточен.
— У него случались неконтролируемые вспышки? — сочувственно поинтересовался Клаф.
Отец Хеннесси неожиданно разозлился:
— Нет, у него не случалось неконтролируемых вспышек. И он не убивал свою сестру в приступе демонической ярости. Ведь вы это подразумеваете? Он любил ее. Они были очень близки.
— Неестественно близки?
— Естественно. Как брат и сестра, у которых больше никого не осталось на свете. Как, вы считаете, они должны были друг к другу относиться?
— Я ничего не считаю, — проговорил Нельсон. — Только хочу выяснить, кто убил девочку и бросил ее голову в колодец. И кто бы это ни совершил, он вел себя неестественно.
— Да, — мягко произнес священник. — И уж определенно порочно.
Обратно они ехали молча, лишь Клаф съел два пакета хрустящих колечек. Нельсон сознавал, что расследование почти не продвинулось. Отец Хеннесси был явно потрясен сообщением, что в колодце найден череп, и, судя по его виду, искренне удивился. Правда, не настолько, чтобы сделать признание. Хотя Нельсон на это и не рассчитывал. Священник был волевым человеком. Умел держать себя в руках и, несмотря на кажущуюся мягкость, был почти несгибаемым. Но достаточно ли этого, чтобы заподозрить в нем убийцу?
— Думаешь, он это сделал? — спросил старший инспектор у Клафа, пока они неслись мимо живописных деревень.
— Священник? Плевое дело детей убить, трупы спрятать, а позже похоронить. Копы даже не потрудились порыться в земле.
— Уроды, — сквозь зубы процедил Нельсон. — Интересно, служит еще кто-нибудь с тех пор?
— Том Хенти. Тот дежурный сержант из Линна. Он сто лет там сидит.
— Хорошая мысль. Я с ним переговорю.
— Неужели вы считаете, что это сделал Хеннесси? — Клаф с любопытством посмотрел на начальника.
— Он что-то недоговаривает, — ответил тот. — Что-то имеющее отношение к детям. Может, кого-нибудь покрывает.
— Монашку? Джуди сказала, она с приветом.
— Не с приветом, а проницательная.
— Это одно и то же. Монашка их обоих и пришила.
— Зачем?
— Хотела совратить девочку, а брат застукал.
— Ты рассуждаешь, как в желтой прессе.
— Спасибо.
— Это не похвала. Нелегко избавиться от тела двенадцатилетнего подростка.
— А если они не мертвые, где они тогда?
— В этом весь вопрос. Расширим поиски. Попробуем найти их родственников в Ирландии. Побеседуем с другими людьми из детского дома. В девяти случаях из десяти пропавшие обнаруживаются на старом месте. Словно их туда тянет.
— Думаете, они все-таки живы?
— Мальчик — не исключено. Он был достаточно взрослым и мог о себе позаботиться. Что же касается девочки… похоже, найденный скелет — ее.
— Было бы слишком много совпадений, если скелет не ее, — заметил сержант, собирая крошки в пустом пакете из-под колечек. — Два мертвых ребенка в одном месте!
— Да уж, — протянул Нельсон. Он думал о раскопках: там находился детский дом, ранее — церковный погост и не исключено, что римская вилла. Сколько инкарнаций претерпело это место и сколько видело смертей? Нельсон мысленно себя одернул. Что с ним такое? Он начал мыслить, как Катбад.
— Знаете, что самое смешное? — Клаф убрал пакет. — Он много твердит о любви.
— Все священники такие.
— Нет. От него меня бросает в дрожь. Вот он сказал: девочка была прелестной. Не странно ли звучит?
Нельсон задумался. Он не обратил внимания на замечание Хеннесси «Все любили Элизабет», посчитав его обычным штампом служителя церкви. А вдруг Клаф прав и в этих словах больше грозного смысла, чем показалось сначала? Может, слово «прелестная» неуместно по отношению к пятилетнему ребенку? Не хотел ли Хеннесси сказать, что каким-то извращенным образом был влюблен в свою подопечную?
И монахиня говорила о любви. Это содержалось в отчете Джуди. Она сказала, что Хеннесси считал, что мальчику требовались любовь и внимание.
На Нельсона произвело впечатление, что Клаф это запомнил. Однако мир потускнеет, если никому не будет позволено любить детей.
— А может, он любил их не похотливой, а отеческой любовью?
— Господи, вы заговорили, как примерный христианин.
— Чушь! — рассердился Нельсон и, не глядя по сторонам, лихо выехал на шоссе. — Просто я не делаю поспешных выводов. «Никогда не строй догадок» — так учил мой первый шеф.
— Знаю. А мы слушаемся и валяем дурака. — Клаф посмотрел в окно.
