К базе они вышли чисто. Шварцман, устраиваясь рядом с Кэпом в самой гуще цепляющегося за склон лощины кустарника, еще подумал, как забавно было бы сейчас посмотреть на вытянувшиеся бородатые рожи чеченцев, если сообщить им, что они со всех сторон окружены федералами, уже держащими их всех под прицелом.
— Командир, может того, — рискнул предложить он. — Дать сейчас по ним со всех стволов, да и делу конец.
— Ишь, какой быстрый! Дать и все! — усмехнулся Кэп. — Легкой жизни ищете, юноша…
Потом все же пояснил снисходительным тоном:
— Видишь ли, это тебя в училище, на огневой подготовке дяди с большими звездами добросовестно обманули. Ты думаешь, что здесь так же как на стрельбище, с двенадцати патронов завалишь двух автоматчиков, плюс пулеметный расчет? Хрена лысого! Если даже учитывать момент первоначальной растерянности, эффект неожиданности и прочие эфемерные психологические нюансы, то процентов пятьдесят этих деятелей, я думаю, уцелеют после огневого налета, займут оборону и вполне продержатся до подхода подкреплений. А вот после этого подхода обороняться в самую пору будет уже нам. Теперь угадай с первого раза, кого после твоей кавалерийской атаки будут долго и нудно гонять по горам хмурые и очень раздосадованные духи? Что, молчишь, студент? От тож, думай прежде, чем чего-нибудь ляпнуть. Нет, мы все сделаем чисто и грамотно, так, что комар носу не подточит…
Красный от стыда Шварцман, зарекся больше давать какие-либо советы и, насупившись, принялся наблюдать за раскинувшейся внизу прямо под ним территорией школы. Смотреть, прямо скажем, особо было не на что. Знакомые, кажется до последнего гвоздя, домики, зеленый бок торчащей из-за стены полевой кухни, натянутая поодаль армейская палатка, в которой хранилась используемая для практических занятий взрывчатка, мерно тарахтящая ДЭСка. Вот собственно и весь пейзаж, даже глазу зацепиться не за что. Отмолившиеся духи неспешно разбредались по домам, несколько человек курили на крыльце, о чем-то тихо беседуя. Вскоре угомонились и они, один за другим потянулись внутрь, в подсвеченное электричеством тепло большого домика. На крыльце остался только скучающий часовой, мечтательно опершийся на ствол поставленного между колен автомата, глядя на усыпанное огромными яркими звездами ясное небо.
Ночное небо в горах, оно совершенно особое, не такое, как на равнине. Будто накрыли горные кручи огромной чашей черного стекла, изукрашенной узорами созвездий. Плывут по гладкой черноте купола неведомо куда сверкающие огоньки далеких звезд, перемигиваются между собой, будто знают какую-то очень важную тайну, настолько важную, что нет ничего более сокровенного, скрытого от людей в устройстве мироздания. Узнай ее, и станешь властелином жизни и смерти, самым могущественным и богатым, победишь старость и болезни, изобретешь вечный двигатель и машину времени, дашь счастье всем обитателям маленького шарика, плывущего в холодной пустоте, того самого, что носит смешное и трогательное название Земля. Много о чем мечтается под усыпанным звездами горным небом, много чего видится в его бездонной черноте…
— Петрович, давай со своими, только осторожно, на цыпочках!
— Принял, командир, сделаем.
Искаженный треском помех шепот из портативной рации бесповоротно ломает все очарование ночи. Рация вовсе даже не военного вида, куплена Кэпом еще дома на собственные деньги. В некоторых ситуациях связь внутри группы просто необходима, а у родного армейского начальства, как всегда, снега зимой не выпросишь, не то, что дополнительного нештатного оборудования. Шепот контрактника, долетевший с другой стороны лагеря, пронзая радиоволнами равнодушный эфир, громом ударил по и так натянутым нервам, Шварцман весь подобрался. Вот оно началось! Завозился, поправляя снаряжение, щелкнул предохранителем автомата.
— Ты чего? — недовольно прошипел рядом Кэп. — Блохи закусали? Чего вертишься?
— Так это… — не понял вопроса Шварцман. — Пора же, пойдем сейчас…
— Уймись, никто никуда не идет, — цыкнул на него Кэп. — Точнее идет, но не мы с тобой и вообще не здесь.
— Не понял…
— Нечего понимать. Сейчас Петрович, Цыпа и Шнур сползают аккуратно, заложат взрывчатку, под дом с боевиками, да заминируют ихний склад. Вот и все. А ты куда собрался, вояка?
Шварцман был так удивлен словами командира, что даже пропустил мимо ушей обидного «вояку».
— Так мы что же? Просто возьмем их и взорвем? А разведданные? А «языки», полевой допрос?
— Блин, ну и нудный же ты тип, Черный, — мотнул головой Кэп. — Тебе же русским языком сказано, взорвем только хибару с чеченцами. Они-то тебе на кой? Что ты хочешь от них узнать? Они же просто мясо, мясо и не более того. А вот арабов, конечно, попробуем спеленать живьем. Это и впрямь ценные типсоны. Много интересного в штабе рассказать могут. Все, теперь не отвлекай меня, смотри лучше, наши уже двинулись.
Повинуясь приказу старшего группы, Шварцман припал к ночному прицелу. Мир тут же залился призрачным бледно-зеленым светом, растеряв все свои краски. Зато он теперь отчетливо видел, растворившийся было в опустившейся на землю темноте бандитский лагерь. Там мало что изменилось, свет в домиках давно не горел, умаявшиеся за долгий учебный день боевики спали крепким сном. Часовой все так же сидел на ступеньках крыльца, не то был полностью погружен в какие-то одному ему известные думы, не то просто дремал. С замиранием сердца Шварцман пытался отыскать ползущих к лагерю подрывников, но как ни старался в неверных светло-зеленых тенях ничего разобрать не удавалось. Минуты тянулись цепляясь одна за другую, вытягиваясь будто резина до невероятной длины, в лагере ничего не происходило. Да где эти саперы? Когда же они доберутся до своих целей? Заснули что ли по дороге?
— Кэп, это Петрович, — всхрапнула рация в командирской разгрузке.
— Ответил, — тщетно пытаясь скрыть дрожь волнения в голосе, выдохнул Кэп.
— Подарки под елкой. Можно начинать праздник.
— Понял тебя, работаешь по моей команде.
— Принял, жду.
Шварцман вопросительно покосился на командира. Тот подтверждающе кивнул. Все. Заряды заложены, можно начинать.
— Когда? — одними губами шепнул лейтенант.
Кэп молча показал в ответ два растопыренных пальца. Ага! Значит в два часа, во время пересменки часовых. Специально для того, чтобы единственный готовый к бою защитник лагеря тоже оказался внутри обреченного здания. Что ж, разумно, слов нет. Вот только ждать еще целую вечность, а в крови приливной волной бушует адреналин, и каждая минута превращается по субъективному внутреннему отсчету времени едва ли не в час.
Без пятнадцати два, когда истомившийся в ожидании Шварцман, уже всерьез стал считать, глядя на замершую стрелку наручных часов, что они неведомым образом провалились в некую дыру в иные измерения, где время попросту кончилось, уступив место вечности, Кэп шепотом позвал:
— Пейджер! Ходи сюда дорогой!
— Прибыл!
