Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
Бойцовский настрой сельчан не оставлял никакого сомнения — милицию они вызовут всенепременно и, возможно, с собаками. Дениска уже к дому за мобильным телефоном побежал, а Надежда Прохоровна все не могла решить — пугать Матрену милицейскими репрессиями или пусть и дальше собой гордится?
Пока бабушка Губкина не вносила смуты в золовкину душу. Помалкивала. И та вышагивала под фонарем героем-гоголем с двустволкой. Чувствовала себя совершенно правой, надёжей, родную деревню отстоявшей…
А как узнает, что нарушила закон, стреляя в человека, даже до калитки не дотронувшегося?!
Да даже если бы дотронулся, раскрыл, проник! Пальни сначала в воздух или хотя бы оружие зарегистрируй!
Вот беда-то… Расстраивать Матрену или нет? Остановить односельчан или пусть в район звонят, собаку вызывают?
По зрелому размышлению из района приедут навряд ли. Отправят близлежащего дядю Диму с пацанами.
(Надежда Прохоровна даже тихонько хмыкнула, представив эту встречу.
Сгоряча могут и Матрену Пантелеевну с ржавым ружьем, и Надежду Прохоровну без паспорта в кутузку увезти…)
Н-да, надо этот деревенский беспредел остановить. Но как бы это сделать половчее, чтобы и овцы целы, и волки были сыты, и «героическая» Мотя с перепугу инфаркт не получила и деревня дров не наломала?
— Сергей Карпыч, — отвлекла тихонько Надежда Прохоровна кроликовода, — ты бы это… не порол горячку. Пойдем в сторонку, пошушукаемся.
Кроликовод, нисколько не смущенный своим внешним видом, важно отошел за куст, прослушал доводы Надежды Прохоровны и поскреб в затылке:
— Думаете, у Матрены неприятности случатся?
— Береженого Бог бережет, — туманно ответила опытная московская сыщица, не одну собаку съевшая в беседах с участковым Бубенцовым, не раз подвергавшим репрессиям граждан за хранение незарегистрированных стволов. Иным и от реальных сроков не удавалось отвертеться. И то, что у Матрены не наган найдут, а всего-то ржавую дедову двустволку, от нервотрепки ее не спасает. Она из этого ружья по человеку выстрелила.
Сергей Карпович все понял правильно. Перехватил несущегося из дома Дениса с мобильником, отвел того за куст и пару минут тихонько что-то ему втолковывал, пока Матрена развлекала остальных парамоновцев пересказом героического эпоса.
Эпос обрастал пугающими подробностями — баба Галя прикрывала рукой разинутый в ужасе беззубый рот: теперь у Моти выходило, что она наверняка рассмотрела в руках злоумышленника бутылку с «коктейлем Молотова», блеснувшую под белым лунным светом.
— Денис! Звони в милицию! — резко приказал прапорщик зятю, появившемуся из-за куста в компании Фельдмаршала.
— Дак это… — смущенно начал парень, покосившись на Надежду Прохоровну, и та, понимая, что получила поддержку в лице двух охолонувших мужиков, вступила в разговор.
— Не надо никуда звонить, — пробасила уверенно. — Никто к вам не приедет, никаких собак не привезет, стреляли-то не в вас, а Матрена в белый свет палила. Надо писать коллективное заявление, завтра я отвезу его в отделение. И позвоню в Москву знакомому подполковнику из МУРа, чтоб, значит, отнеслись с вниманием.
Односельчане переглянулись — каждый россиянин, хотя бы раз сталкивающийся с волокитой органов, понимал важность упредительного звонка оттуда. Фермер Сыч потер ладонью крепкую шею, глубокомысленно крякнул, надул щеки:
— А что… идея. Может, и правда — пусть нашим разгон из Москвы дадут?
— Дадут, дадут! — хитрюще поддержал соседа Карпыч. — Матрена. Мы завтра заявление оформим…
«Завтра, точнее сегодня, — суббота, — подумала Надежда Прохоровна, — скажу, что не смогла до чина дозвониться, а там авось и вовсе страхи схлынут… И я тут просто так сидеть не буду, возьмусь всерьез…»
Труднее всех удалось убедить в необходимости упредительного звонка в Москву героическую Мотю и струхнувшую старуху Сычиху. Одной не терпелось еще раз повторить геройский эпос, теперь перед лицом представителей власти, другая просто беспокоилась за целостность хозяйства и опасалась бутылки с зажигательной смесью, что так и не попала в Матренин дом, а бродит где-то по соседству.
Эта мысль едва не поставила в ряды стихийной самообороны оппортуниста Дениску, но более опытный в сражениях с законом тесть это брожение прервал — взял неугомонную матушку под локоток и позвал с собой задумчивого зятя.
Матрена так ничего и не поняла. Ощущая себя персонажем крутого боевика, отважно помахивала разряженным ружьем и обещала завтра поутру отдраить песочком второе дуло.
«А это фиг тебе, голубушка, — печально говорила про себя Надежда Прохоровна. — Упрячу это ружьишко с глаз долой, пока ты половину деревни со страху не перестреляла…»
Досыпать остаток ночи две бабушки улеглись на Матрениной постели валетом. Перевозбудившаяся золовка долго ерзала, пихала бабу Надю коленями, то и дело проверяя, не делась ли куда заряженная старыми патронами дедовская двустволка, предусмотрительно поставленная в изголовье у подоконника.
Надежда Прохоровна ружье возненавидела.
Лежала долго без сна и все никак не могла понять — в кого палила Мотя? Откуда взялся мужчина у забора и была ли у него действительно бутылка с зажигательной смесью?
Себя чуть-чуть корила. Если не померещилась Матрене «зажигалка», то зря сегодня не оставила Алеше на автоответчике пометку «срочно». Дела в Парамонове лихие закручивались. Опасные.
Поздним утром к невыспавшимся бабушкам пришла свежая, как майская роза, молодая Сычиха.
— Садись, Маринка, с нами чай пить, — радушно предложила Пантелеевна.
— Не, баб Моть, — отказалась соседка. — Пила уже. Все не могу дождаться, пока вы выспитесь… — И так красноречиво поглядела на Надежду Прохоровну, что та моментально вспомнила, о чем вчера договор был: у дома Феди Мухина московскую сыщицу дожидался следственный эксперимент.
Надежда Прохоровна скоренько выхлебала чашку чая, промокнула губы салфеткой и, вставая из-за стола, спросила золовку:
— Мотя, я твой телефон возьму? Мне из Москвы звонить должны.
— Бери, бери, — собирая со стола тарелки, кивнула Пантелеевна, — мне все равно мало звонят.
Перед калиткой заросшего чертополохом палисадника убитого Мухина топталась вся семья Сычей. Дети, правда, не топтались, а играли у канавки, к следственному эксперименту совершенно безучастные.
Дениска нервничал. Прежде чем в дыру в окне сунуться, перекрестился, дунул на ладони и полез на камень, как крестоносец на приступ стен Иерусалима, где сельджуки «гроб господень» прятали.
Застрял в дыре почище Маринки и так обрадовался, что, оставив на гвоздике кусок рубахи, скатился с камня и едва ль не в пляс пустился:
— Видели! Видели! Все видели?! А я что говорил?! Что я вам говорил?! Не виноват!! Не виноват!
Ознакомительная версия. Доступно 10 страниц из 48
