— Я хотел бы прожить с тобой весь остаток моих дней, иметь от тебя детей, состариться рядом с тобой…
Как признание в любви это было почти совершенство. Но оставался на самом дне некий холодок, некая неопределенность и сомнение.
— Если бы я мог, — проговорил он.
Оттолкнув его руку, она внимательно посмотрела на него.
— Но почему же не можешь?
Пожалуй, впервые за все время их знакомства Габриэль не осмеливался взглянуть ей в глаза.
— Потому что не могу. Не имею права. Мы не имеем права.
— Не можем? Не имеем права?
Рэйчел не могла поверить собственным ушам.
— Но, Габриэль… это какой-то бред! Я люблю тебя. Ты любишь меня. Я люблю тебя, — повторила она, когда его голова непроизвольно дернулась. — Что или кто в мире может запретить нам быть вместе?
Он не ответил на ее вопрос; он задал свой — тихий, безжизненный, бесстрастный:
— Чего ты хочешь от меня, Рэйчел?
— Чего хочу? Тебе не понятно? Произнести по буквам? Я хочу вернуться на пять с половиной лет назад. Я хочу, чтобы ты забыл, что я молода и наивна! Я хочу начать сначала…
Рэйчел была на грани отчаяния — она должна, обязана пробиться к нему, вывести из этого жуткого состояния, который сковал его тело, замутил его глаза!
Она придвинулась ближе, обхватила Габриэля руками, прижалась к нему всем телом.
— Габриэль, я хочу, чтобы ты целовал меня, хочу задохнуться от твоих поцелуев. А потом, чтобы любил меня — страстно, безумно, до пресыщения, до бесчувствия, пока не потеряем способность думать, пока не забудем все тяжелое, что было между нами.
Это было искушение, и он боролся с ним, будь он проклят! Боролся изо всех сил.
Его рука, странно холодная, коснулась ее щеки, и ей показалось, что на лицо упала снежинка. Рэйчел инстинктивно подалась к нему, губы ее приоткрылись.
— О Боже, — прохрипел Габриэль, и в следующее мгновение его руки сжали ее стальным судорожным кольцом.
Дикий, ошеломляющий поцелуй прервал ее дыхание. Он требовал ответа и утоления отчаянной, нестерпимой жажды. В одно мгновение все барьеры были сметены. Рэйчел показалось, что сердце не выдержит этого счастья и, подобно птице, вырвется на свободу и унесет с собой ее жизнь. Но губы уже открылись, и вся она обмякла в его руках, приглашая, отдаваясь, забыв обо всем.
В этот момент Габриэль вдруг с усилием оторвал губы и, бешено выругавшись, оттолкнул ее.
— Нет! Будь я проклят навеки — нет!
От этого крика кровь застыла у нее в жилах.
Он закрыл глаза и внезапно замер, став пугающе неподвижным. Только белели стиснутые кулаки и дыхание со свистом вырывалось сквозь сжатые зубы.
Наконец плотно сжатые веки медленно поднялись. Он нежно погладил ей щеку и на краткое разрывающее сердце мгновение коснулся губами ее губ.
Рэйчел могла поклясться, что его губы беззвучно прошептали: «прощай». Затем он снова, но с уже гораздо большей решимостью оттолкнул ее и выпрямился. Потом, словно этого все еще было недостаточно, отошел в дальний угол, чтобы их разделяла вся комната. Последняя точка была поставлена.
— Габриэль! — Рэйчел не узнала собственного голоса. — В чем дело? Почему?..
— Я не могу!
— Но почему? Ты все еще считаешь меня слишком маленькой? Я больше не твоя младшая сестренка.
Она взглянула ему в лицо и поразилась его пепельно-серой бледности, на фоне которой темнели бездонно-черные пропасти глаз.
— Именно в этом проблема, любовь моя.
Его голос между тем как будто обрел новую силу, хотя и оставался хриплым.
— Проблема младшей сестренки?
Рэйчел вдруг почувствовала невероятное облегчение и громко расхохоталась.
— Только не это, Габриэль! Хватит! Ты знаешь, я…
Но слова замерли у нее на устах — на нее смотрело искаженное нечеловеческой мукой лицо.
— Совсем не та сестра, — наконец выдавил он из себя. — Настоящая сестра — единокровная! Мы — кровные родственники, Рэйчел. У нас один отец. Та ночь была — могла стать…
Даже он не смог произнести этого слова. Ее сраженный ужасом мозг подсказал — кровосмешением. Рэйчел почувствовала, как жестокие пальцы судьбы вцепились ей в сердце и разорвали его на части.
— Этого не может быть! Я не верю!
— Поверь! Пожалуйста, поверь! — Его отчаяние было нестерпимо. — Поверь и забудь о нашем совместном будущем. Забудь и найди кого-нибудь другого.
— Нет — никогда!
Габриэль бросился было к ней, но тут же остановился и со стоном обхватил руками голову. Рэйчел поняла, что то, что он сказал, — правда.
— Ты обязана забыть, Рэйчел, — проговорил он с неожиданной, терзающей нежностью. — Здесь только один путь. Ты должна это сделать. Как и я…
Конечно. Кэсси.
— Как и ты.
Его утвердительный кивок говорил о признании полного и безнадежного поражения.
— Как и я. Теперь ты понимаешь, почему я вынужден жениться на Кэсси? Я все равно не смогу искренне полюбить никого, кроме тебя. Но я смогу сдержать клятву и стать хорошим мужем, все равно для кого. В этом — мое единственное спасение.
Глава одиннадцатая
Рэйчел невидящим взглядом смотрела на мольберт, карандаш выпал у нее из рук. Уже четвертый день она пыталась делать вид, что работает.
Она изо всех сил старалась выглядеть собранной: одевалась, подкрашивала губы, шла на работу, двигалась, говорила, даже пила кофе. Она только не могла есть — это было выше ее сил.
Но внутри у нее словно все развалилось на части. Ее сердце превратилось в кровавое месиво, и едва мысли возвращались к событиям предыдущей пятницы, дикая боль пробегала по всему телу.
Тем не менее выглядела она нормально. Может быть, несколько бледнее обычного, и глаза покраснели от бессонницы. Но не хуже, чем человек, провалявшийся весь уик-энд с ужасными желудочными коликами, на что она списала перемены в своей внешности.
Хуже всего было то, что она не могла плакать. Боль засосала ее, словно темное вязкое болото, разъедая душу.
Габриэль почти не бывал дома, появляясь лишь иногда, когда Рэйчел была на работе. Только однажды она столкнулась с ним на пороге и поразилась перемене в его облике — меньше всего он походил на счастливого жениха.
— О, Габриэль…
Рэйчел провела рукой по волосам и еще раз попыталась сконцентрироваться на эскизе. «Я хочу, чтобы ты сделала для меня нечто совершенно особенное».
Если бы она просто согласилась на его просьбу! Если бы он никогда не рассказал ей правды!
