Конан, но в остальном проигнорировал эти мрачные трупы. Он схватил чей-то меч, со свистом рассек им воздух, попробовал другой. И зло усмехнулся единственному охраннику у дверей зеленой комнаты. Бездумное существо механически обнажило меч, и в особняке Хизарр Зула снова зазвенела сталь. Меньше чем через минуту охранник истекал кровью от двух ран, вторая из которых была смертельной.
— Если все пойдет хорошо, то твоя душа скоро будет освобождена и сможет отправиться — куда там ни отправляются души умерших, — утешил его Конан и плотно прижал ко рту и носу сложенную вдвое полоску бархата. А затем пинком распахнул дверь в зеленую комнату.
Хизарр Зул лежал посреди залы. Прошло намного больше двух минут с тех пор, как Конан оставил его окутанным облаком Зеленовато-Желтой Смерти. Теперь порошок лежал на лице и одежде кудесника, словно золотая пыльца.
Колдун не двигался, и, хотя глаза его были закрыты, как у потерявшего сознание, он был мертв.
«Вот и весь толк от коварных хитростей колдуна, — подумал киммериец, — и вот тебе и планы завоевания мира. И какой же замечательный я герой. Ведь теперь выходит, что я успокоил и демона из зловещего ущелья!»
Час спустя, спалив дотла череп колдуна, набитый землей, Конан покинул дом Хизарр Зула. С собой он унес огромный вьюк, два меча и несколько кинжалов. И вдобавок надел превосходный плащ. Во вьюке лежало много ценной добычи. А также завернутое во много слоев отличного бархата маленькое зеркало.
Забрал Конан и Глаз Эрлика. С его помощью он привлечет внимание какого-нибудь правителя. Позади него плясало, поднимаясь все выше, пламя, охватившее особняк Хизарр Зула.
МЕЧ СКЕЛОСА
Роман
...Он глухо зарычал, словно титр, в котором сила зверя сочетается с разумом демона.
Бальзак
Пролог
МЕЧ
Двое, обнаженные, с отметинами на телах, оставленными голодом и искусством палача, стояли на дне каменного колодца и смотрели вверх. На площадке перед дверью у верхней ступени лестницы, ведущей в подземную темницу, четверо глядели на них в ответ. Трое из них носили бороды, двое были в кольчугах и шлемах. На двоих были длинные широкие одежды, а на одном — странный головной убор. У троих на бедрах висели спрятанные в ножны мечи, а четвертый держал в гладкой, без морщин руке меч.
Молодой человек в странной феригийской шляпе и длинной розовато-лиловой мантии оторвал взгляд от стоящих внизу пленников и обратился к тому, на ком были разноцветные одежды:
— Ты получил от этих двух пленников все, что тебе требовалось, господин Хан? Теперь ты хочешь, чтобы их убили?
Человек с жирными черными волосами, закрученными в локоны, с выступающим животом и в то же время с недурной наружностью, — этот человек в подпоясанной серебряным поясом, окаймленной золотом мантии, переливающейся разными красками, приподнял брови.
— Да, — сказал он, — однако ты, конечно же, не собираешься сам спуститься туда и исполнить роль палача?
Один из двух солдат ухмыльнулся под своим заостренным кверху бронзовым шлемом на чехле из кожи поверх губки. Он издал слабый звук, и человек в мантии и с мечом в руке бросил на него хмурый взгляд. Однако тут же на его квадратном лице появилась слабая улыбка, и он снова обратил взгляд к хану.
— Нет, мой господин. Я прошу только, чтобы ты подождал некоторое время и посмотрел. Совсем недолго, мой господин.
Неподалеку от них низкая железная жаровня на кривых ножках прижималась к земле, словно черный демон, чья голова была пламенем, отбрасывавшим жутковатые отблески на стены темницы. По обе стороны от человека в мантии стояло по ведру: в одном был песок, в другом — вода. Присев на корточки, этот человек с квадратным, чисто выбритым лицом положил меч наземь, острием от себя. Лезвие было прекрасной работы, длинный, смертоносный лист сияющей стали, а черенок исчезал в серебряной рукояти, изображающей шею и поднятую голову дракона. Поперечная перекладина, или гарда, образовывала его крылья, а топазовая головка эфеса венчала голову дракона, словно сверкающим желтым золотом.
Что-то бормоча, сидящий на корточках человек посыпал меч грязью из ведра с землей. Он испачкал таким образом клинок, рукоять, гарду и головку и позаботился о том, чтобы оружие было покрыто грязью все целиком. Тот солдат, что был постарше, явно не одобряя его действий, смотрел в землю, и лицо его было угрюмым. Так обращаться с оружием, сделанным с подобным искусством и трудом, конечным продуктом гения какого-то мастера-ремесленника!
Перевернув меч, маг — ибо он совершенно очевидно был магом — повторил свои действия. Все это время он продолжал непрерывно бормотать свои чародейские заклинания.
Не обращая внимания на то, что темная, как вино, мантия, туго натянулась на его обращенных кверху ягодицах, маг встал на четвереньки, словно поклоняясь клинку. Но на самом деле он продолжал бормотать, одновременно выдувая мощную струю воздуха поверх оружия. И снова он постарался покрыть меч целиком, на этот раз невидимым образом, своим дыханием.
Земля зашевелилась, потом слетела, когда маг поднял меч и трижды рассек им воздух этой молчаливой, душной комнаты. Сам воздух застонал, разрезаемый этим острым клинком.
Обнаженные, покрытые шрамами пленники пристально глядели снизу вверх на эти обряды. Они обменялись взглядами, полными недоумения и опаски, и вновь обратили глаза вверх. Оба могли узнать волшебство, когда видели его, ибо их родной Иранистан, расположенный еще дальше к востоку, вряд ли можно было назвать свободным от присутствия магов и гостей из пространства, расположенного между измерениями.
Так же пристально смотрели хан и оба солдата, и они тоже чувствовали, как волосы шевелятся у них на затылках и слегка перехватывает дыхание. Они знали, что наблюдают за колдовством. Они могли только спрашивать себя, какую цель оно преследует и какого результата добьется здесь, в этой холодной и мрачной темнице.
Маг окунул руку в ведро с водой. Снова и снова он окроплял меч и окунал руку, и опять окроплял меч — и все время бормотал. Все это, совершенно очевидно, шокировало того же старшего из охранников: этот человек повидал на своем веку сражения и относился с большим уважением к хорошему оружию. Любой мог купить топор, но меч был произведением искусства и большого мастерства. Ветеран долго собирал деньги, чтобы купить тот меч, который сейчас висел у него на боку. Он обращался с ним с большим уважением и заботой, чем со своей женой, которая, в конце концов, обошлась
