подлость, как сквозь землю все провалились. Стоило Витюше исчезнуть, будто ускоренную перемотку включили. Сразу людей отовсюду повылазило до хрена и больше. В основном, как и говорил Марк, это были получекисты, торопящиеся в душевую или из нее.
— Ты зачем влез? Вроде помощи не просил, — сходу поинтересовался я у Бернеса, как только мы отошли от корпуса.
— Не собирался никуда лезть. Просто хотел тебя догнать, а наткнулся на вас с Цыганковым. Тем более, этот урод начал цепляться из-за меня. Вернее из-за моей вещи. Не сейчас. Имею в виду в первый раз. Если бы ты не пошел за зеркалом…
Бернес посмотрел по сторонам, проверяя, не видит ли нас кто-то. Хотя, чего смотреть, у людей идет активная подготовка к встрече неизвестного гостя. А потом продолжил:
— Идем, вон, за угол лучше. От греха подальше. Там деревья и пенек. Можно присесть.
Марк, не дожидаясь моего ответа, рванул в указанную им сторону.
— Класс, — сказал я сам себе под нос, глядя вслед товарищу. — Почему никто не спрашивает моего согласия? Даже, блин, эти пацаны…
Однако, раз уж Марк настойчиво решил, что нам непременно надо поговорить именно сейчас, и раз уж мне в этом тоже есть интерес, черт с ним.
Я двинулся вслед за Бернесом. Правда, как и он, тоже оглянулся сначала по сторонам. Не хотелось бы, чтоб кто-нибудь нас подслушал. Есть ощущение, разговор выйдет крайне занимательный.
Просто… Не верю я, что Марк — крыса. Особенно теперь. И раньше не сильно верил. Да, многое указывало именно на Бернеса. Но… Ситуация с Цыганковым будто чуть перевесила чащу весов в пользу этого пацана.
Если бы он стучал чекистам, на кой черт ему вмешиваться? Да ещё и портить ситуацию с Цыганковым лично для себя. Думаю, никто Марку неприкосновенности не обещал. Можно, конечно, допустить, будто таким способом он хотел расположить меня… Но… Херня! Я и без того к нему очевидно расположен больше, чем к остальным. Башка у Бернеса хорошо варит, он не может этого не понимать.
— Ты по ночам разговариваешь во сне, — рубанул вдруг Марк.
Он резко остановился возле того самого пенька, о котором говорил. Обернулся так же резко, уставившись мне в глаза. Наверное, рассчитывал на эффект неожиданности. Ну, что уж скрывать. Этот эффект у него получился отлично. Бернес смотрел на меня молча. С выражением ожидания на лице. Видимо, предполагалось, что сейчас последуют какие-то оправдания или объяснения с моей стороны.
Хрен там! Я точно так же, не говоря ни слова, пялился на Бернеса, ровно как и он, изображая ожидание. Мол, ну-у-у… И? Дальше что? Потому как проходили мы эти истории. Когда кто-то что-то слышал, но наверняка не знает ни черта. А потом начинаешь что-нибудь говорить и выдаешь сам себя с головой. Так что нет, парень. Давай, жги до конца. А по итогу я подумаю, куда повернуть наш разговор.
— Ничего сказать не хочешь? — не выдержал, наконец, Марк затянувшейся паузы.
— Хочу, — я невозмутимо кивнул в ответ. — Только пока не пойму, о чем. Говоришь, во сне у меня случаются приступы откровения? Ну, хорошо. Какие?
— Ладно… — Бернес усмехнулся, но вышло у него совсем не весело. — Я заметил, это происходит раз в несколько дней. Ты бормочешь сначала что-то про родителей. Мама, папа… Но эти фразы — на немецком языке. Тут, скажу честно, у меня не сильно большие успехи…
— Как ни странно…
— Не понял… — Бернес осекся, глядя на меня с легким недоумением.
Вернее, изображая на лице легкое недоумение. Актер, конечно, из него — такое себе. Я вон и то поднаторел в исполнении ролей так, что можно спокойно претендовать на любую киношную премию.
— Удивительно, говорю, что успехи не сильно большие. Ты же вроде из всех нас самый умный. Да и с образованием у тебя все нормально. Башка варит. В детдом попал позже остальных. Правильно? Родители у тебя из этих… — Я на секунду замялся, думая, как бы их назвать, чтоб было понятно, но не обидно. В итоге выбрал самый безобидный вариант, дабы не тыкать в национальность. — Из интеллигентов. Не верится, что тебе языки не преподавали. Хотя бы на среднем уровне.
— А-а-а… Ты вот о чем, — Марк отвел взгляд. — Последние годы, знаешь, не до этого было. Занимался совсем другими делами. А в языках родители больше внимания уделяли французскому. Немецкий я знаю, но… ты слишком невнятно…
— Марк… — перебил я снова детдомовца. — Хорош уже! Ты зачем из меня сейчас дурака делаешь? Уверен, все у тебя там ровно с немецким. Если ты сам начал разговор, так давай начистоту. Ты услышал то, что тебя сильно напрягло? Поэтому сейчас салом по сусалам водишь? Настолько напрягло, что даже опасаешься вслух высказаться.
Вообще, конечно, тот факт, что Бернес реально пытался в данный момент не трясти передо мной грязным бельишком, говорил о многом. А по сути, прошлое деда вполне можно назвать грязным бельишком. Правда, в основном оно, это бельишко, совсем не принадлежит дедуле и пачкал его не он, но тем не менее, дерьмеца там предостаточно. И что получается? Марк относительно долго знал эту информацию. Пока не понимаю, какую конкретно, но судя по его маятному взгляду, далеко не безобидную.
Что я мог сказать во сне? Да что угодно. Может, даже не по сюжету тех видений, который мне являются. Может, просто чекистов поносил по маме и по папе. Может, даже свою настоящую жизнь вспоминал. Это, конечно, самый опасный момент. Примут за шпиона — хреново. Примут за сумасшедшего — вообще не дай бог. Иной раз пуля в затылок гораздо лучше принудительной психотерапии. Почему на немецком? Да хрен его знает. Так-то я им вполне хорошо владею и без деда.
В любом случае, то, что Бернес некоторое время жил с этим знанием, но молчал, говорит о многом. А он сто процентов молчал. Будь Марк крысой, по-любому донёс бы чекистам. Хотя бы Шипко. Про директора школы вообще молчу. А те сразу начали бы меня трясти. Потому как времена неспокойные. Никто лояльно не отнесется к детдомовцу, который на немецком языке во сне треплется о чем-то недопустимом. Или айфоны с айпадами вспоминает, к примеру. Особенно на фоне случая с боксом.
