Слишком личными. Пронзающими до глубины души. Правдивыми. Даже Калисто не говорила ей подобных слов, никогда не указывала на ее значимость, вне зависимости от данного жизнью. Поэтому, расчувствовавшись за троих в этой маленькой комнате, целительница просто стиснула девушку в своих объятиях, думая о том, что обнимать ее — будто касаться твердого камня.
— Правда стоит благодарности, — отозвалась Гвиневра, обнимая Этну сильными руками, сталкивая взглядом с Андерсом и незаметно пожимая плечами — кажется воитель был впечатлен красноречием молчаливой воительницы.
— Спасибо… Я думала, что ты такая же, как они… Хочешь сделать больно, — целительница покачала головой, прерывая их спонтанные объятия и шумно выдыхая. Ее глаза блестели, но отнюдь не от слез. Гвиневра могла бы поклясться, что сама радужка будто слабо полыхает, подобно разгорающемуся угольку, готовому стать огнем. Но ей показалось. Это всего лишь солнечные блики отражались в чужих глазах.
— Нет, я просто хотела, чтобы ты научилась защищать себя.
Этна заканчивала свою работу в тишине. Обдумывала сказанное и понимала, как же была права воительница. Понимала, как же сама была глупа все это время. Просто боялась открыть глаза и принять правду внутри себя. Полагалась на чужие смешки и издевки, вместо того, чтобы полагаться на себя такую, какая есть. Разве ее вина во всем произошедшем? Она лишь жертва произошедшего. И нужно было давно перестать сдерживать злость внутри себя, терпя все издевки. Отныне она не будет молчать и терпеть.
Уборка тоже прошла в тишине. Воители хранили молчание, изредка переглядываясь, но понять, что означали эти взгляды, было невозможно. Юная целительница уже собиралась попрощаться с гостями. Им больше не было смысла оставаться здесь, к тому же у них оставалось полдня, чтобы добраться до Юга и поскорее оказаться в родных горах. Но эта внезапная словесная стычка, необходимая для собственного осознания невиновности, будто бы сплотила троицу. По крайней мере у Этны создавалось именно такое ощущение.
— Я никому об этом не рассказывала, но вчера после посвящения произошло кое-что странное, — Этна повернулась к сидящим горным людям, уткнувшись поясницей в тумбу, на которой стоял таз с водой. Это было странно — делиться произошедшим, но ведь рассказывать о странностях гораздо проще незнакомцам, чем близким. Странный парадокс. — Я… я пошла в читальню, чтобы убрать на место одну книгу и столкнулась со странным человеком. Я не видела его лица, но когда он обернулся, весь мир вокруг будто замедлил свой ход, а сам этот человек будто светился.
Она ненадолго замолчала, пытаясь понять по непроницаемым лицам людей верят ли они ей или считают полным бредом начало ее рассказа. Впрочем, какие бы мысли у них не вызывали ее слова Андерс мягко кивнул ей, прося продолжать.
— В этот момент я будто потеряла контроль над своим телом и разумом. Он ничего мне не сделал, но то, что я была вынуждена… подчиняться ему, было жутко. Он дал мне какой-то пергамент и сказал прочесть его. Там было странное пророчество. И проснется Спящая, дочь огня и той, что утаила ее рождение. И выпустит силу свою она на континент. И не будет пощады всем от огня ее и даже вода не сможет помешать ей возвратить Смерть в дом родной. — по коже прошли мурашки. Текст пергамента буквально врезался в мозг. Слова не отпускали и не забывались. — Потом он ушел. Пришла Калисто. Она забрала этот пергамент. Я не рассказала ей про незнакомца, но она прочла текст и, клянусь Белой Волчицей, он ее испугал. Я видела страх в ее глазах. Но она ничего не сказала, попыталась отшутиться, что это всего лишь глупости…
Воители не разделяли чужого смятения. Сидели тихо и слушали внимательно. Но, кажется, верили. Не отрывали внимательных глаз от целительницы. Были поглощены ее рассказом.
— Это глупости, я знаю… Но сегодня мне приснился сон. Странный. Я ощущала боль. И слышала знакомые голоса. А еще видела младенца, объятого огнем. Это было так странно. И страшно. В этом сне были слова пророчества. Я ничего не понимаю, это пугает, — Этна отвела глаза, обнимая себя руками за плечи, жалея, что завела этот странный диалог. — Конец сна был странным и ослепляющим болью. Но в этом конце было что-то важное, я чувствую это…
— Ты подобна Гёдземе, — нарушил молчание Андерс. — Вдруг у тебя вещий сон, как у нее?
— Возможно, тебя просто напугал приход чужака, вот и приснился странный кошмар? — выдвинула свою версию Гвиневра. — Или это воспоминание. Первые ночи после испытания болью мне часто снились сны. Я ощущала много эмоций, которые накатывали будто бурный поток. Боль, радость, сожаление. Это захлестывало меня будто наяву.
— Кстати, возможно, Гвиневра права. У меня тоже было подобное. Только это были бессвязные сны, но я чувствовал все то, что уже не ощущаю. Множество эмоций и таких разных.
Этна взглянула на горных людей, которые не только не восприняли ее слова как бред, но и пытались помочь разобраться в ситуации. Хотя Этна сомневалась, что это было воспоминание. Слишком нереальным оно казалось. Возможно, ее и правда напугал приход чужака? Или это просто слова пророчества смешались сумбуром в ее голове с родными голосами, превратившись в пьяный кошмар. Она ведь выпила вечером, вот и приснился необъяснимый бред. Вещим сном это точно быть не может — она не одна из морского народца, чтобы иметь возможность наблюдать за временем. Или может… Она ведь понятия не имеет о своих корнях, может кто-то из ее родителей был с Запада и ей передались по наследству странные возможности? О, милостивая Мать, как же все сложно. И непонятно.
— А ты не спрашивала, вдруг кто-то видел этого незнакомца? — мягко перевела тему в другое русло Гвиневра, которую, похоже, чужак волновал больше, чем странный сон.
— Нет, — Этна покачала головой, нехотя выныривая из потока собственных размышлений. — Все, кто помогали нам проводить испытание, ушли где-то в обед, а приход кого-то другого мы бы заметили. А если бы кто-то и видел незнакомца, то об этом бы уже все говорили. Понятия не имею, какую цель он преследовал и как смог незаметно уйти, но, надеюсь, он больше не вернется… Вы ведь не считаете, что я это выдумала или спятила? Я могу показать тот пергамент, если Калисто его не забрала, он наверняка до сих пор в…
— Мы тебе верим, — ответил Андерс, твердо и уверенно. Гвиневра согласно кивнула, будто и не могло быть никаких сомнений в чужом рассказе.
— Главное будь осторожна. А что до пергамента, то мы и правда верим тебе, но вот Калисто — нет. Уверена,