волосах.
Его глаза впились в мои, и мне показалось, что я вижу, как разбивается его сердце, когда жажда начала побеждать. Это не должно было ранить, но это было больно, разрушение того, чего он так отчаянно хотел, пронзило меня насквозь, несмотря на мою решимость не чувствовать этого.
Но все это было нереально. Было только это.
Между нами повисла бесконечная секунда, окрашенная правдой о том, кем мы были, хотя он боролся с ней изо всех сил.
Фабиан дернул меня за волосы, и его клыки вонзились в мою плоть, когда зверь внутри него выиграл битву именно так, как я всегда знала. Он прижал меня к себе и отчаянно застонал, когда моя кровь потекла по его губам, а боль пронзила мою кожу.
Я схватила его за бицепс, толкая изо всех сил, что у меня были, но это было ничто по сравнению с мощью его дикости.
Фабиан пил и пил, совершенно потерявшись в своей жажде моей крови, и мои колени подогнулись, так что единственным, что удерживало меня на ногах, был он.
Он застонал, и из него вырвался звук боли и отчаяния, но он не остановился. Он не останавливался до тех пор, пока пить было нечего и я не обмякла в его объятиях. Правда об этой смерти окутала нас обоих, потому что я не сомневалась, что это было будущее, которое нас ожидало. Это было то, что стало бы с нами, если бы мы когда-нибудь притворились теми, кем он хотел.
Руки Фабиана дрожали, пока он держал меня, и с его губ срывались извинения и отрицания, но ни одно из них не имело значения, потому что мы были такими какие есть, и ничто не могло этого изменить. Я скорее умру, чем стану вампиром, и он, казалось, понял во мне эту истину, если не сказать больше.
— Видишь? — Я вздохнула, мои глаза встретились с его на бесконечное мгновение, и я боролась с болью, которая пронзила меня при виде чистой муки в его глазах.
Я с усилием оторвала свое сознание от него, и все вокруг исчезло. Фабиан Бельведер остался один в своих снах, не имея ничего, кроме осознания нашей невозможности унять рваную боль в его бессмертной душе.
Я резко села, тяжело дыша в темноте, и дотронулась рукой до шеи, где воспоминание об укусе Фабиана все еще преследовало мою плоть.
— Келли? В чем дело? — Спросила Монтана сонным голосом рядом со мной.
Я взглянула на Магнара, но он все еще крепко спал. Джулиус дежурил где-то снаружи, и я поборола желание списать все произошедшее на безумие и рассказать ей правду.
Я глубоко вздохнула, когда мое сердцебиение замедлилось, и сон рассеялся. Это было так реально, каждая мысль, чувство и откровение казались именно такими, но ничего из этого на самом деле не произошло.
— Просто ответ на вопрос, который никогда не нужно было задавать, — сказала я.
— Что ты имеешь в виду? — Монтана выпрямилась и придвинулась ближе ко мне, напомнив мне о том, как много раз мы забирались друг к другу в постели после кошмаров в Сфере.
— Я посетила сон Фабиана, — неловко призналась я, снова взглянув на Магнара, чтобы убедиться, что он все еще спит. После того как в прошлом я присоединилась к нему в его сне и того, что мы делали, пока я была там, я была уверена, что он не обрадуется, узнав, что сегодня я оказалась с Фабианом, а не с ним.
— О… Я предполагаю, что это было не намеренно? — мягко спросила она.
— Нет. — Я провела рукой по лицу. — Я не знаю, как контролировать свою силу, и эта дурацкая метка, очевидно, привела меня к нему.
Я снова легла, и Монтана последовала моему примеру, чтобы мы могли шептаться друг с другом из-под одеял, как раньше.
— И что именно ему снилось? — невинно спросила она, но я поняла, к чему она клонит.
Мои мысли вернулись к кровати и плетям, которые я впервые обнаружила, когда появилась, и румянец залил мои щеки. — Ну…
— О черт, — воскликнула она, правильно истолковав мою неловкую паузу. — Так ты…
— Ни хрена подобного. Я положила этому конец, как только появилась. Он придумал какое-то странное секс-подземелье, но я развеяла это дерьмо и прикрыла свое тело от шеи до лодыжек, прежде чем он успел хоть мельком увидеть меня.
Она рассмеялась, и я не могла не присоединиться к ней. В тот момент это не казалось таким уж смешным, но, оглядываясь назад, это было довольно забавно.
— Ладно, и что ты сделала потом? — Спросила Монтана.
— Он показал мне некоторые другие стороны себя, — медленно призналась я, и мне не понравилось, как изменилось мое мнение из-за того, что я только что увидела. Было гораздо легче думать о них только как о своих врагах, когда меня не заставляли видеть в них что-то еще. — Я увидела его до того, как он был обращен…
— Он показал тебе себя человеком? — Удивленно спросила Монтана. — Почему?
— Я думаю, он хотел, чтобы я помнила, что он не всегда был монстром. — Я пожала плечами, желая отмахнуться от всего, что увидела, отказываясь смотреть в лицо семени жалости, которое он посеял в моем сердце.
— Правда? — спросила она. — И это что-нибудь изменило для тебя? Ты видишь их по-другому?
Я неловко поерзала, не желая рассматривать это как возможность и, конечно же, не желая признаваться в этом ей после того, как она только что провела недели в качестве их пленницы, подвергаясь бесчисленным ужасам и манипуляциям со стороны их рук. Было несправедливо думать о них как о чем-то другом, кроме монстров, которыми я их знала. Они были причиной смерти наших родителей, причиной того, что мы выросли без свободы. Один беглый взгляд на человека, которым Фабиан Бельведер был тысячу лет назад, ничего бы в этом не изменил.
Я покачала головой, не желая позволять сну влиять на то, как я смотрела на вампиров, но вопреки этому в голову закрадывались нежелательные мысли. — Я думаю… в каком-то смысле мне было жаль их. Я видела,
