соединял в себе функции господина-защитника, военные и экономические. Затем, когда первоначальный род превратился в племенное государство, а роды вместе с тем составляли уже только части большого целого, им пришлось войти в соглашение с общественной властью по вопросу об объеме их прежних полномочий. При этом военные функции как таковые были для них потеряны, так как военную заботу о внешнем мире приняло на себя племя. Взамен этого роды сохранили за собою эти функции внутри племени, хотя и в измененной и отчасти в новой форме. Внутри племени легко еще восставали род против рода, как только раздавалась жалоба какого-либо сородича против члена другого рода. Эти разногласия между целыми родами разрешались, конечно, судом. Но судебное разбирательство при враждебных столкновениях и самая процедура суда была еще не что иное, как война, с той разницею, что перед судом спор велся не столько оружием, сколько доказательствами. Потому отдельная личность нуждалась в военной или присяжной поддержке своего рода, для того чтобы победить, а также и в материальной поддержке, чтоб в случае судебного или договорного примирения иметь возможность уплатить штраф. Теперь помощь эту оказывал род внутри государства вместо старой военной помощи: помощь рода в случае войны сменилась помощью при судопроизводстве.
Гораздо меньше пострадали при возникновении племенного государства опекунские и хозяйственные функции рода. Это само собой попятно относительно защитительной власти, составлявшей вполне внутриродовое учреждение. Но при развитии племенного государства остались также неприкосновенными и экономические права, насколько они по существу своему заключались сначала в поддержке коммунистического хозяйства, а потом – в регулировании порядка наследования движимого имущества. С общественной властью пришлось здесь столкнуться лишь тогда, когда народ владел прочной земельной областью и начал распределять ее между родом, т. е. с возникновением более прочных прав на землю. Теперь могло случиться, что общественные интересы регулировали права землевладения, а вместе с тем – и наследование этих прав владения, так что этим путем в наследственное право родов могли вторгнуться общественно-правовые воззрения. Но роды, о которых здесь идет речь, были таковыми уже не по материнскому праву – то было уже родство по отцовскому праву. Мы потом еще остановимся более обстоятельно на этом предмете; теперь мы констатируем лишь тот факт, что именно с этим развитием прав на землю и с возрастающим богатством в движимом имуществе экономическая и, в особенности, наследственно-правовая жизнь рода должна была приобретать постоянно все большее значение сравнительно с правовыми и опекунскими проявлениями его жизни, пока они, наконец (не позже как с шестнадцатого столетия), по степени важности для дальнейшего развития организации родства не превзошли все прочие функции рода. Отсюда зависит и то, что переход от материнского права к отцовскому, как и дальнейший результат этого перехода, организация вокруг ядра семьи, основанной на браке-опеке, лучше всего можно проследить на наследственном праве.
В доисторическое время в этой области речь шла только о движимом имуществе, так как прочное поземельное право нигде еще не образовалось. Движимое имущество состояло из женской домашней утвари, включая и супружескую постель, и из незначительного иного хозяйственного скарба. То и другое переходило по первоначальному материнскому праву от матери к дочерям, а если таковых не было, то к племянницам (дочерям сестер матери) и т. д. Муж, напротив, со своей стороны владел только своим оружием и своей утварью; то и другое наследовалось внутри его рода, т. е. переходило к сыновьям его сестер. Следовательно, супружеская община не произвела никакой новой определенной имущественной массы, скорее даже семейное имущество совершенно переходило к роду матери, не считая незначительного наследства из необходимейших вооружений мужа, переходившего к роду последнего. Каждый род, следовательно, благодаря почти исключительному праву наследования женщин, составлявших фундамент его организации, оставался самым независимым и самым прочным собственником всех имуществ, какими когда-либо и каким бы то ни было образом владели принадлежавшие к нему женщины.
Эти ясные отношения затемнены были развитием брака-опеки. Приняв на себя защитительную власть над женой и детьми, муж стал в гораздо более близкое личное отношение к ним, к их жизни, их будущности. При этом ему пришлось самостоятельно овладеть материальными основами супружеской жизни и экономическим существованием детей и улучшать их. В нем явились воля и сила принять на себя управление семейным хозяйством, исключая только части жены (так называемого впоследствии Gerade[52]), и он должен был дорожить тем, чтобы свою собственность в посуде и оружии так же, как и вскоре перешедшее к нему право распоряжения семейным имуществом, завещать своим детям, а не так, как практиковалось прежде с оружием (впоследствии так называемым военным снарядом, которое он завещал сыновьям сестер). Когда стремления эти сделали брешь в прежнем порядке и одержали над ним победу, установилось немедленно новое наследственное право для движимого имущества семьи, которое отныне по отношению к порядку наследования распалось на три части: парафернальное имущество (Gerade), военный снаряд и семейный скарб в более тесном смысле слова. Из них исключительно женские наследники[53] наследовали еще только Gerade, как когда-то все семейное имущество; военный снаряд отца предоставлялся его собственным сыновьям – вначале, правда, путем дарения живущим, а позже – в настоящем наследственном порядке; наконец, семейное имущество в более тесном смысле – стада животных, невольники, колесницы и дома – уже больше не наследовалось женщинами в материнском племени, а мужчинами семьи – сыновьями, а если таковых не было, то двумя ближайшими родственниками с отцовской стороны и уже за ними – ближайшими родственниками по матери.
Так образовалось то наследственное право, существеннейшие черты которого изображены Тацитом в «Германии». По этой картине видно, как значительно развивались естественные связи по отцовскому праву. Моногамическая семья составляет уже теперь исключительное ядро естественного размножения нации, главой ее является супруг и отец; она снабжена собственным имуществом, передающимся дальше по наследству в ее же пределах, обеспечена собственной хозяйственной гарантией своего существования вместо прежнего ленного владения из материнского рода. Однако этот зародыш окружен еще заботливыми попечениями ближайших родственников как с отцовской, так и с материнской стороны. Так как при судебном разбирательстве они защищают интересы членов семьи соприсяжничеством[54] и платой штрафных денег, то они составляют те естественные органы, которые в порядке наследования создают материальные основы семьи, в случае если брак бесплоден. Тем не менее материнский род еще столь же близок семье, если не ближе, как и род отца; это, так сказать, первый покров, облегающий зародыш моногамической семьи, родство со стороны отца занимает в этом отношении лишь второе место.
Период развития приблизительно ближайших пятнадцати поколений имел своей задачей, так сказать, переставить в обратном порядке
