прошли в каморку, где я принялся возиться с многострадальными здешними барабанами.
— Пока так, рабочие моменты, — неопределённо сказал я, ныряя за установку. — Насчёт репертуара подумать, и всё такое.
— О, я знаю! Миллион, миллион, миллион алых роз! — нараспев воскликнула Катя. — Из окна, из окна, из окна видишь ты! Все тащиться будут!
Варя снова закатила глаза, что-то бормоча себе под нос.
— Не, — сказал я, вылезая из-за барабанов за шестигранным ключом и снова ныряя обратно. — Пободрее надо что-нибудь.
Я должным образом закрепил педаль от бас-барабана, понажимал несколько раз рукой. Бочка звучала глухо и гулко, но, в принципе, за неимением лучшего, сойдёт. Порванный пластик на рабочем мне удалось временно починить куском другого пластика. Получилась огромная страшная нашлёпка, которую я приделал на клей и чёрную изоленту. Звучало это всё, как будто бьёшь палочкой не по барабану, а по кучке говна, грубо говоря, но искать другой пластик в Чернавске… Не вариант. Разве что его можно было бы где-нибудь спереть.
Железо я навесил на положенные места, одновременно показывая Кате, где что должно находиться, и как это всё крепить. Педаль хай-хета тоже не работала, навсегда оставшись в нижнем положении, поэтому замок навесили чисто номинально.
— Садись, — приказал я, протягивая Кате перемотанные изолентой барабанные палочки.
Она послушно уселась на деревянный стул от пианино, неловко взяла в руки палки, словно держала два ножа.
— Нет, держать надо не так, — сказал я. — Вот, гляди. На указательный кладёшь, большим сверху придерживаешь. Свободно, как будто поводья у лошади.
— Ага, поняла! — воскликнула она.
— Играть надо так же, легко и непринуждённо, а то или палки сломаешь, или пластик порвёшь, — сказал я. — Тут, вон, уже пионеры какие-то постарались.
Катя сделала несколько пробных ударов, медленно переходя от одного барабана к другому. Даже в бочку постучала.
Хотелось бы, конечно, две бочки. А ещё лучше — кардан, чтобы можно было молотить всё, что душа пожелает, но пока имелась только херовенькая стальная педаль с мягкой колотушкой, единственная на всю школу.
— Ага, я поняла! И сейчас как ты вот показывал, да? — широко улыбнулась Катя. — Значит, сюда непрерывно… А бочку и вот этот маленький по очереди?
— Всё правильно, — сказал я. — А сначала можешь отсчёт дать, четыре раза вот по этой тарелке. Давай, попробуй.
— Саш, ну чего ты с ней возишься? Она всё равно ходить не будет, — вздохнула Варя. — Раз пропустит, два, и перестанет.
— Слышь, ты! Я, может, сама буду решать, куда мне ходить? — вскинулась Катя, приподнимаясь на стуле.
— Тихо, тихо! — поспешил я успокоить обеих, пока они тут не поубивали друг друга. — Давайте лучше играть. Катя, попробуй вот этот ритм задать.
Катя фыркнула, тряхнула волосами, ударила четыре раза в хет. Начала ровно, по очереди вколачивая педаль в бочку и стукая по малому барабану, одновременно ведущей рукой играя восьмые по хету, но достаточно быстро сбилась с ритма. Варя насмешливо фыркнула. Катя выругалась сквозь зубы и начала заново.
— Стоп, хватит пока, — сказал я.
— А левая нога чего делает? — спросила вдруг Катя. — Тут понятно, палками, правая понятно, а с левой чего?
— Либо вот эту педаль жмёт, но она не работает у нас, либо тоже по бочке, — сказал я.
— Кому вообще надо две бочки? — удивилась Варя.
— Ну не скажи! — воскликнул я. — Две бочки это тема!
— Никто так не играет, — сказала Варя.
— Значит, будем первыми, — сказал я. — Да и вообще, играют. Только не у нас.
— Это типа как в Америке? — спросила Катя.
— Вроде того, — сказал я.
Я наконец включил усилок, обыкновенный транзисторный «Бриг», зацепил всё. Пришлось повозиться с коммутацией, подключение несколько отличалось от привычных мне систем, но я справился. Не без помощи Вари, конечно, но справился, добрым словом поминая «джеки» и разъёмыXLR. Пятиконтактные советские штекеры надо будет перепаять на нормальные при первой же возможности.
Настроил гитару, несколько раз прерываясь на то, чтобы попросить Катю не играть, пока я настраиваюсь, выровнял по громкости себя и Варю, поставил перед собой алюминиевую микрофонную стойку, которая так и норовила клюнуть вперёд, словно голодный журавль, сколько бы я ни затягивал винты.
— Раз-раз, — проверил микрофон.
Звук тут, в каморке, был откровенно паршивым. По-хорошему, гулкое маленькое помещение надо звукоизолировать, хотя бы коврами, хотя бы обить стены картонными кассетами из-под яиц. Но вряд ли кто-то позволит нам такую самодеятельность в школе. А на специальные поролоновые маты у нас нет денег. Да и я даже не знаю, производят их сейчас, или нет.
Включил фузз на педали ЭФФЕКТ ВАУ-ВАУ, сыграл несколько нот с лёгким перегрузом. Процессор бы сюда… Хотя я бы не смог его даже подключить ко всему этому старью. Аппарат был старый даже по меркам Советского Союза.
— Варя! Тональность ми-минор, сможешь поимпровизировать? — спросил я. — Пока просто поджемим, сыграться надо!
— Чего поделаем? — не поняла она.
— Отсебятину поиграем, все вместе, — пояснил я. — Кать, давай счёт!
Наша новая барабанщица четыре раза ударила палочкой о палочку, скорее всего, видела где-то такое, и начала играть. Темп держала ровно, как драм-машина, но это пока был единственный ритм, который она умела играть, из-за чего партия ударных звучала скучновато. Хотя если учитывать, что она вообще впервые сидит за установкой, то результат просто превосходный.
Я начал играть, подстраиваясь под ритм. Сначала просто нули, в стиле незабвенного «Мановара». Варя держала аккорд левой рукой, наигрывала какую-то простую мелодию правой. Для школьного ансамбля уже выходило неплохо.
— До! — крикнул я в микрофон, переходя на другой аккорд.
Варя отреагировала не сразу, но быстро спохватилась.
— Соль! — крикнул я.
На этот раз после моего
