в голове набатом. Чтобы разубедиться в этом, наследник заревел во всю глотку:
— Сомкнуть щиты! Сомкнуть щиты! Сомкнуть щиты!
Меч с лязгом бил о щит, Оредин рвал связки, пока в отдалении не послышался вскрик, затем другой, ещё один и дальше п нарастающей. Ратники выбегали из палаток в исподнем, но вооружённые, мало кто успел надеть полные латы; десятники и сотники выкрикивали своих подчинённых, а тем временем отовсюду неслись нечленораздельные возгласы. В лагере словно шёл бой, но никто не понимал, где именно?
— Там, они там!
— Сюда!
— Воевода убит! Воевода убит!
Готовые сражаться, но не видящие врага, гномы бестолково метались, пока рёв Оредина не перекрыл растущий гомон:
— Больше света! Враг в лагере! Идите к своим воеводам! Защищайте воевод! Больше света!
Рексовы Собственные окружили наследника, отделив его стеной от остального лагеря. Они были полностью вооружены и одоспешены, но мешали командовать.
— За мной, туда!
— Тебе лучше оставаться под защитой, господин, — сказал трёхсотенный командир.
— Кто ты такой, чтобы мне приказывать⁈ Я…
В следующий миг трёхсотенный повернул голову и резко вскинул щит, раздался пронзительный лязг, — длинная стрела, летевшая Оредину в лицо, сломалась и отлетела от внезапной преграды. Телохранители схватили наследника, погребли под своими телами, создав сплошной панцирь из щитов, и не отпускали, сколько бы он ни проклинал и ни требовал. Стрелы бесполезно бились об этот «панцирь» ещё трижды, четвёртая вонзилась одному из телохранителей в горло, найдя щёлочку между шлемом и латным воротом, а пятая угодила другому в прорезь полумаски. Шестая стрела проскользнула в открывшийся между щитами зазор, но сломалась о нагрудник Оредина.
Пронзительный голос старого Озрика пробился сквозь лязг металла:
— В шатёр! Немедленно!
Не отпуская наследника, телохранители сдвинулись с места. Когда они внесли его под матерчатый свод, стрелы ещё трижды били вслепую, но никого не задели.
— Руки прочь, глупцы! Я обрею вас начисто! — Оредин рычал и плевался в бешенстве.
— А ну, уймись! — зашипел согбенный веками гном. — Враг хочет добраться именно до тебя, и у него почти получилось! Эти воины исполняют свой долг!
— Я должен командовать…
— Командуй же! Любой из них ринется наружу с твоим приказом, но ты останешься… Свет не разжигать, глупцы! Хотите, чтобы стрелок увидел наши тени⁈
— Отдавай приказы, господин, — сказал трёхсотенный, глядя на Оредина с непоколебимым спокойствием.
— Уже отдал! Нужно проследить, чтобы они были исполнены!
— Больше света в лагере и защищать воевод, — кивнул трёхсотенный, — слушаюсь, будет содеяно.
— И лекаря сюда, — вставил рунный мастер, — наследник ранен, оружие могло быть отравлено!
— Слушаюсь, будет содеяно.
То время, что Оредин провёл в темноте шатра, тянулось вечно. Снаружи раздавались команды, звенел металл, звучали мушкетные залпы, кто-то кричал от боли, кто-то сквернословил и проклинал, топотали тяжёлые сапоги, разгорались костры. Тени гномов метались по ткани, а время превратилось в тягучую патоку. Наследник дрожал, — не от страха, а от жажды действия.
Пока лекарь осматривал его, Оредин получал донесения.
— Воевода Валошт эаб Оклар мёртв, господин.
— Воевода Фернхал эаб Скагос мёртв, господин.
— Воевода Троин эаб Феладан ранен и находится при смерти, господин.
— Враг проник в загон и перебил почти всех овнов, господин. Ваши козероги уцелели.
— Враг устроил несколько пожаров, пострадали склады с продовольствием и питьевой водой.
— Врага теснят к внешней стене на севере и северо-востоке.
— Мне нужны пленные.
— Приказы отданы, господин, однако, пока не удалось захватить ни одного.
Сквозь приоткрытый полог виднелся краешек неба, и, хотя в самой долине ещё царила тьма, небесный купол уже окрасился алым.
— Думаю, можно выйти, — сказал Озрик, — внешние стены под контролем?
— Полностью, — ответил трёхсотенный.
— Хорошо. В наследника стреляли с большой высоты, а, значит, лучник был на крыше одного из вагонов. Не теряйте бдительности.
Оредин вырвался из шатра, огляделся. Над лагерем вились дымы от потушенных пожаров, большинство палаток пребывали в удручающем состоянии, ратники выглядели усталыми и озлобленными. Однако же когда наследник шёл мимо, гномы подтягивались и били кулаками о шлемы. Он стремился туда, где ещё звучал бой, он бежал, приказывал всем убраться с дороги, но всё равно не успел. Прижатые к внешней стене люди были перебиты.
Воевода Нильссан эаб Годвур в окровавленной броне, с топором, на лезвии которого были чьи-то мозги, приблизился к Оредину.
— Не смогли, — сказал он, тяжело дыша, — они не сдавались, господин. Раненные добивали себя сами, либо их добивали другие… У нас просто не получилось.
Ничего не сказав ему, Оредин двинулся меж трупов гномов и людей, чья кровь смешивалась в вязкую тёмную лужу. Всё выглядело так, словно прошло сквозь одну большую мясорубку.
— Надо восстановить порядок. Старшие офицеры докладывают по готовности.
///
Спустя час Оредин был в развёрнутой под гулгомами полевой лекарне, где на кроватях разлеглись раненные ратники. Главы служб докладывали ему о последствиях ночного боя, и лицо гнома становилось всё темнее.
— Они лишили нашу разведку скорости, практически ослепили экспедиционный корпус.
— Слушаюсь! — воскликнул командир разведчиков. — Всё так, господин. Но в двух дозорных башнях на том и том хребтах остались мои ребята, по десятку в каждой. Соответственно, там по десять овнов, что лучше, чем ничего. Они регулярно выходят на связь и сигнализируют, что всё спокойно.
— Из восьми десятков осталось два. Что с продовольствием?
Главный каморник, низкорослый и толстый, громко прочистил горло.
— Слушаюсь! Изрядная часть запасов погибла в огне, но, многое удалось спасти, господин. Голод нам пока не грозит, а при умелом распределении порций, продержимся хоть месяц…
— Месяц?
— Э… Слушаюсь! Да, месяц… если хотим сохранить провизию на обратный путь…
— Обратный путь, — очень тихо повторил наследник, и голос его походил на рычание. — Вода?
— Слушаюсь! Привезённых запасов почти не осталось, ушли на тушение огня, либо выкипели в пожаре, но, мы проверили местные источники в первый же день: вода в колодцах пригодна для питья, а после небольшой очистки она и вовсе замечательно пойдёт.
— Уголь? — Взгляд Оредина перешёл на старшего навигатора.
— Слушаюсь. Запасы топлива и технической воды для вагонов не пострадали, господин, — ответил низкорождённый, смотря в землю. — Однако же уголь, который предназначался для питания кухонь и обогрева по ночам уцелел не в полноте. Полыхало очень жарко, чудом весь лагерь не сгорел… У нас есть ещё пятьдесят бочек крови земли, первое время этого хватит для освещения, но вонь и чад будут стоять…
— Скольких мы потеряли?
Главный лекарь, всё это время, изучавший тела людей, отвлёкся, шмыгнул большим пористым носом, оглядел свою вотчину сквозь линзы маленьких очков.
— Слушаюсь. Порядка ста ратников ждут захоронения, господин. Ещё почти сотня — вот она, разлеглась и стонет, мои подчинённые с ног сбиваются. В основном, колотые и резаные раны от кинжалов, стрел и мечей, большая кровопотеря, нужно перекачивать от уцелевших. К счастью, враг не использовал отравленное оружие, а вот лекарств могло бы уцелеть и побольше.
— Твои запасы тоже пострадали от огня?
— Слушаюсь. Совершенно верно, господин.
— Очевидно, что враг знал, куда бить, — прокряхтел Озрик.
— Эм… Не всё так плохо, —
