Марена.
– Не надо было принимать ее, – вздохнула я, – надо было вернуть обратно.
– Уже привезли, уже деньги взяла.
– Мара, ты осторожно с ней. Она ко мне ночью приходила, – прошептала я.
– В смысле ночью? Наяву или во сне? – испуганно спросила она.
– Во сне, гонялась за мной, руки холодные тянула ко мне.
– И что ты с ней сделала? – спросила Марена осторожно.
– Я ничего, а вот Томас на нее плиту положил, – сказала я.
– Во сне? Плиту? – удивилась она.
– Да, во сне, чье-то надгробие. Ты чего удивляешься-то? Сама заряжается на кладбище, и ее это не поражает, а вот то, что статую мы во сне разнесли, а она наяву рассыпалась, это ее удивляет, – возмутилась я.
– Да нет, странно это всё.
– Они хотели, чтобы я на кладбище обряд с черным петухом провела. Может, ты откажешься от реставрации? – попросила я.
– Ты чего, там такие деньги! – возмутилась Мара.
– А ты последний бутерброд с красной икрой доедаешь? У Яночки должна быть мама, а не только дедушка, – пыталась я ее убедить. – Помнишь, как ты в прошлый раз чуть не скопытилась?
– Помню, – я чувствовала, как она хмурится.
– Я Юре тогда позвоню, пусть он этот ужас на тачке отвезет в овраг и там его скинет, или поставит на твоем любимом кладбище, чтобы посетители пугались бескрылого ангела, – стала ее пугать.
– Я поняла тебя, позже созвонимся, – ответила она.
– Яночку за меня поцелуй, Юре привет. Пока-пока, – попрощалась я с ней.
Тут же набрала Юре и все ему объяснила, правда, вкратце, без подробностей.
– Я присмотрю за ней, если что, разнесу статую кувалдой. Деньги мы заказчику потом возместим. Спасибо, Агнета, за предупреждение. Марена у нас упрямая, может и за работу взяться, тем более статуя получилась как живая.
– Так она живая и есть, – покачала я головой.
Надеюсь на благоразумие Юры и Мары, отправят они назад эту статую заказчику, пусть кто-нибудь ее другой реставрирует.
Попытка избавиться от статуи
Ночью спалось замечательно, никакие черти во сне не лезли, и никто меня не трогал. Саше никто не звонил и не беспокоил. Выспалась, красота такая. Бодрая, свежая встала и рванула покорять домашнее хозяйство. Огород теперь меня не волнует, всё убрали, остались только курочки с козами. Оля, Мишина жена, подарила нам парочку хохлаток, так что в нашем курином поголовье прибавление.
Всё у меня спорилось и так хорошо на душе было, вот что значит лад во всём. Однако всё испортил звонок от Мары.
– Агнета, привет. Чем занимаешься? – спросила она меня каким-то тусклым голосом.
У меня сразу всё упало вниз.
– Привет. Что случилось? – спросила я.
– Не могу от этой дряни избавиться, – ответила она и вздохнула. – Вчера, после нашего разговора с тобой, прогулялась до кладбища. Посидела там, подумала. Меня это дерево, что появилось, когда на нас бесы напали, воодушевляет. Решила, что я не бедная, у меня всё есть, и другая начатая работа стоит, ждет, когда я к ней приступлю. Памятники пачками стали заказывать, пора уже помощника нанимать. Зачем мне еще вот этот геморрой на голову?
Домой вернулась, позвонила Кощею и говорю: забирайте свое убожество, я ее чинить не буду, некогда мне. Он начал возмущаться, что я деньги взяла уже. Ответила, что я их не брала, а он их мне сам перевел, и я вполне могу вернуть их назад. На работу мы не договаривались. Нельзя решать за человека, что ему делать или не делать.
Кощей стал меня уговаривать, дескать, подвиньте всех, я вам еще двадцать процентов накину. Я почти уговорилась, а потом чую, что мысли в голове не мои.
– Это как? – удивилась я. – Не твои мысли?
– Это, в общем, он мне говорит, вот деньги большие, купите что-нибудь хорошее, например, айфон последней модели. А он до этого разговора мне не нужен был совсем, вообще, никак, я даже о нем не думала, у меня «Самсунг» отличный, практически новый. И я стою такая головой киваю, да, да, айфон куплю. Он мне про цацки стал задвигать. Ты на мне цацки когда-нибудь видела?
– Нет, кулончик на шее какой-то, – вспомнила я.
– Мамин. Вот, я к ним тоже равнодушна. А он про ожерелье с брильянтами, про норковую шубу. И я головой киваю, как китайский болванчик. В голове мысли бродят, что если бы тебе нужны были все эти айфоны, бриллианты, шубы, то всё это у меня уже было бы давно. Я его притормозила, говорю, ага, сейчас, забирай свои деньги и статую свою к едрене фене.
– А он тебе: а я не уберу, а я не уберу, а я не уберу свой чемоданчик, – пропела я.
– Типа того. Так дела не делаются, давить начал, угрожать попытался. В общем, бросила я трубку. Перевела ему назад его деньги, двумя переводами с разных карт. Нашла накладную на статую с обратным адресом. Подогнали газель, погрузили ее и… – тут она замолчала.
– Что? – спросила я.
– А ничего, заглохла машина, даже толком не завелась. Они ее чих-пых, а она молчит. В общем, до вечера мучились, всё уже перебрали, всё нормально, но не заводится.
Выгрузили статую. В катафалк ее запихнули, закрепили, как положено. Тарам-пампа-м, и это авто не заводится. Газель зато завелась, и водитель быстренько уехал. Катафалк мне на сегодня нужен. Вытащили эту леди. Поставили ее около ворот. Вызвала ту грузовую службу, что ее привозили. Так они ее поднять и не смогли. Так она всю ночь около ворот и простояла, а утром я ее в мастерской обнаружила.
Отца спрашиваю, кто ее затащил. Он думал, что это мои работники ее внесли.
– Кувалдой ее разнести? – спросила я.
– Уже пробовала, – усмехнулась Мара. – Железка вдребезги, как стекло разлетелась, а на этой ни царапины, ну кроме тех, что на ней были.
– Чудеса, – удивилась я. – На улицу ее снова выволочь и там оставить, а за это время защиту новую на дом поставить?
– У меня работники заболели. Все, кто вчера с этой статуей возился, все слегли с температурой, – сказала она с тоской в голосе.
– Повезло, – покачала я головой.
– Не то слово. А еще мне кажется, что она поет, так грустно и так жалобно. Не могу в мастерской находиться. Сегодня всё утро на улице работаю, а ведь не лето. Ты можешь мне помочь? Вчера ты говорила, что ее твой бес разбил, может и сегодня он ее добьет.
– Я, конечно, спрошу, но вот согласится он это сделать или нет, не знаю, – ответила я.
– Как не знаешь? Он же на тебя
