class="p">Позже я узнал, что среди беспризорных были «вожаки», юноши в возрасте семнадцати-восемнадцати лет. Мои спасители были как раз из этой категории. Они, «вожаки», не воровали, а посылали младших «на работу» и присматривали за ними. Просто одетый, «вожак» смешивался на рынке с толпой и, увидев наметанным глазом хорошую возможность, отправлял мальчика «работать». Ребенку легче остаться незамеченным в толпе. Вожак наблюдал издалека. Если у мальчика все получалось, он делился добычей с «вожаком»; если его же воришка был пойман, «вожак» спешил ему на помощь. Сцена разворачивалась так:
— Товарищ, тебе не стыдно бить ребенка? Ты что, с луны свалился? Разве ты не знаешь, что в Советском Союзе бить детей запрещено?
— Не лезь не в свое дело. Я схватил его за руку в своем кармане.
— Ты с ума сошел! Мальчик тебя просто толкнул, а ты стал его бить. Как тебе не стыдно, товарищ!
Обиженный гражданин начинает возмущаться. Поднимается суматоха, подходит милиционер. «Свидетель» жалуется на «культурную отсталость» народа: ведь он защищает слабых и детей. Часто дело заканчивалось тем, что милиционер делал выговор жалобщику, а если «вожак» не унимался, мог даже доставить потерпевшего в отделение милиции. Законопослушные граждане знали, что приятели беспризорника будут мстить, поэтому часто избегали открытого противостояния16.
Беспризорные чтили и в то же время боялись своего «вожака». Он был для них как отец или старший брат: если его арестовывали либо он уезжал в места более доходные и безопасные, группа переживала кризис и надеялась, что вскоре появится новый «вожак». Язык беспризорных
Единственное психологическое исследование беспризорных, выполненное с использованием надлежащей научной методологии, провел в 1926–1927 годах Александр Лурия и его сотрудники из Академии коммунистического воспитания. Результаты были изложены в книге «Речь и интеллект деревенского, городского и беспризорного ребенка», опубликованной в 1930 году17. Лурия принадлежал к кругу психологов, сформировавшемуся вокруг Льва Выготского, который в те годы занимался исследованием высших психологических функций и разрабатывал теорию, впоследствии названную культурно-исторической: в ней подчеркивалось влияние исторических, социальных и культурных факторов на развитие человеческого разума. В то же время Лурия проводил эксперименты, разрабатывая метод, который мог быть использован для расследования различных преступлений, от кражи до убийств. Метод основывался на регистрации двигательной активности, связанной со словами, произносимыми подозреваемым в ответ на нейтральные или значимые слова, связанные с преступлением, — своеобразный детектор лжи. Среди испытуемых были и беспризорные. Можно отметить два результата, представляющие особый интерес для психологии. Во-первых, ответы деревенских и городских детей были достаточно однотипны и в целом отражали условия, в которых жили данные группы детей, тогда как ответы беспризорных демонстрировали большое разнообразие. Не выявлялась группа преобладающих слов. Например, если на слово «дом» большинство деревенских детей отвечали «амбар» или «сарай», то беспризорные давали разные ответы: «мама», «изба», «комната», «кошка» и т. д. Второй результат выявил характеристику, которая объединяла беспризорных и делала их отдельной социальной группой: это сленг. Слова из разных языков — русского, украинского, узбекского, татарского и других — смешивались со словами и выражениями преступного мира. Непонятный жаргон нередко оказывался мощным препятствием для людей, которые интересовались положением этих детей и стремились к диалогу с ними. Матвей Погребинский в книге «Фабрика людей», передавая речь беспризорных, часто использует сноски, чтобы объяснить значение ряда терминов. Первый, с которым мы сталкиваемся на страницах его книги, термин «фраер», объясняется как «тот, кто ничего не понимает в воровском мире: простак». Сегодня из литературы о ГУЛАГе нам хорошо известно это слово из уголовного (блатного) жаргона: фраер — человек неопытный и наивный, тот, кого можно легко обмануть, потенциальная жертва бандитов, сидевших в исправительно-трудовых лагерях. Ряд страниц в книге Маро (М. И. Левитиной) также отводится жаргону беспризорных, как для того, чтобы отметить их особенность, так и для того, чтобы помочь работникам детских учреждений общаться с беспризорниками в детских домах, колониях и тюрьмах. Маро приводит как уже существующие слова, значение которых было изменено, так и настоящие неологизмы, например используемые для обозначения чисел или различных категорий воров18.
Кража яблока или тряпья, которым можно прикрыть тело, могла восприниматься как спонтанное действие начинающего беспризорника, но на самом деле воровство было настоящей профессией, для которой, как показано в автобиографии Воинова, требовалось обучение, и его беспризорные проходили либо в банде, либо в тюрьме. В повести Шишкова Филька оказывается на «курсах воровства» и изучает связанную с этим терминологию.
Когда он шел в реке умываться (Филька всегда умывался с мылом), его внимание обратила группа беспризорников: они то прятались в кустах, то сходились в кучи и, проделав какую-то игру, быстро разбегались.
— Это что? — спросил он.
— Фабзауч, — ответили ему со смехом.
Филька стоял столбом и ничего не понимал. Потом догадался, что это своеобразные курсы воровства. Какой-то незнакомый Фильке шкет сдавал экзамен на «ширмача», его звали Костя Шарик, он был толстенький, лет тринадцати подросток, с красивой, круглой, быстроглазой мордочкой и пухлыми губами, одет он в матросскую рубашку и черные, в заплатках, брюки-клеш. Босой. Он ловко вырезывал у товарищей карманы, проворно «ставил ширму», т. е. передавал краденое соседу, а тот — другому беспризорнику. Костю Шарика схватывали «мильтоны», но улик не было, он выходил из воды сух, как гусь. Подошедший к Фильке Степка Стукни-в-лоб давал ему, как спец, исчерпывающие объяснения.
— Гляди, гляди, крутится. Это он в трамвае карманы режет. Видишь, барыню обчистил? Видишь, часы у гражданина снял? Гляди, гляди, перетырку делает. Видишь, двое с задней площадки винта дают?
Филька тут узнал, что внутренний карман называется «скуло», левый карман зовется «левяк», «квартиры» — это карманы брюк, «сидор» — мешок с вещами, «скрипуха» — скрипучая корзина с крышкой19.
Владение жаргоном было одним из испытаний, которым подвергались новички, желающие влиться в группу. Это была проверка: настоящие они беспризорники или шпионы. М. И. Левитина пишет:
Когда подросток приезжает в другой город, то его начинают расспрашивать об известных ребятах, потом о тех местах, где находится розыск, комиссия, ГПУ и т. п. Затем «пробуют» его на жаргон. И лишь установив, что он во всем осведомлен и заслуживает доверия, вводят его в организацию20.
При обучении воровскому делу новичкам объясняли основное правило: воровать только на своей территории и никогда не лезть в дела другой банды. Если же такое случалось, вспыхивали ожесточенные разборки, либо мстители приходили в логово беспризорных, нарушивших одну из главных заповедей. В той же повести Шишкова к Амельке пришли делегаты от соседней банды беспризорных, чтобы заключить мир и уладить все раздоры. Это похоже на дипломатическую встречу. В итоге соглашение
