это было очень серьезно. Это было не просто запрещением участвовать в совершении тех или иных религиозных действий. Для обвиняемого это означало, что он лишался права на причащение и отпущение грехов, то есть он становился еретиком со всеми вытекающими отсюда последствиями.
Следующее заседание было назначено на субботу, на 15 октября. То есть обвиняемый получил двое суток на размышления и имел возможность оценить все масштабы своего несчастья.
15 октября 1440 года суд возобновил свою работу, но теперь судебный процесс уже проходил без зрителей.
С этого момента Жиль де Рэ согласился давать показания, точнее – согласился выслушать составленное заранее обвинение и ответить по каждому из его пунктов.
Конечно же это было связано с тем, что маршала отлучили от церкви, а посему он «униженно, со слезами на глазах просил представителей Церкви, о которых он так плохо и нескромно говорил, простить ему его оскорбления»[145].
Пьер де л’Опиталь призвал Жиля де Рэ поклясться, прежде чем отвечать, на Евангелии говорить правду и одну только правду. На это маршал возразил, что клятву должны приносить свидетели, а не обвиняемый. И тогда генеральный судья Бретани сказал, что обвиняемого в столь тяжких преступлениях можно вздернуть на дыбу и заставить говорить правду, если ему так больше по вкусу.
Жиль де Рэ побледнел, бросив на Пьера де л’Опиталя взгляд, полный ненависти, но затем он взял себя в руки и сказал, что все обвинения против него – это чей-то отвратительный вымысел.
Пьер де л’Опиталь переспросил, означает ли это, что все свидетели, которые сообщили о похищении своих детей, лгали, находясь под клятвой.
Жиль де Рэ стал отрицать свою причастность к этим похищениям. И тогда Пьер де л’Опиталь предложил допросить Анрие Гриара и Этьена Корийо, которых должны вот-вот доставить в суд. Маршал выразил протест против того, чтобы его людей привлекали в качестве свидетелей, так как, как он сказал, «судьба господина не должна зависеть от мнения его прислуги». Более того, он потребовал, чтобы его, заслуженного человека, маршала Франции и барона герцогства Бретонского, оградили от измышлений всякой черни.
Пьер де л’Опиталь вскипел и пригрозил отправить Жиля де Рэ на дыбу, иначе суд не добьется ничего путного. А тот заявил, что просит отложить рассмотрение дела, дабы он мог проконсультироваться по поводу выдвинутых против него обвинений, которые он как отрицал, так и продолжает отрицать.
Пьер де л’Опиталь отложил слушания.
16 октября наступила очередь монаха Франческо Прелати. Этот итальянец в свои 24 года был уже опытным обманщиком, выдающим себя за знатока. Хорошее образование и приятная внешность привлекали «клиентов» и внушали доверие, и ему не стоило большого труда убедить в свое время Жиля де Рэ в своей способности вызывать демона по имени Баррон.
Историк О.И. Тогоева пишет о нем так: «Этот высокообразованный алхимик и сам в не меньшей степени был склонен смешивать фольклорные и „ученые“ представления о Дьяволе <…> Он рассказал о единственной удачной попытке вызова Нечистого в замке Жиля де Рэ. Эта история в большей степени напоминает сказку, нежели пересказ какого-нибудь демонологического трактата»[146].
Но, по сути, этот «свидетель» дал весьма пространные показания как о своих отношениях с Жилем де Рэ, так и о его планах. А еще он много говорил о «своем» демоне Барроне, а также о явленных им чудесах, предсказаниях и превращениях. Понятно, что его рассказ напоминал сказку. Якобы Жиль де Рэ собственной кровью написал текст договора с демоном, в котором просил для себя три великих дара: всеведения, богатства и могущества. Поскольку демон требовал жертвы, маршал принес таковую: казнил ребенка, имя которого, однако, «свидетель» назвать не смог.
По меркам сегодняшнего дня, «показания подобных „свидетелей“ больше походили на какой-то цирк, чем на серьезные агрументы в пользу обвинения»[147]. Более того, как потом выяснится, этот самый Франческо Прелати сумел избежать смертной казни, и это не может не наводить на определенные догадки…
Кстати сказать, точно так же не пострадал и еще один «свидетель» – Жиль де Силле, который был не только одним из алхимиков маршала, но и его духовником.
17 октября давали показания Анрие Гриар и Этьен Корийо. Но сначала Пьер де л’Опиталь приказал секретарю вновь зачитать обвинительный акт, чтобы предполагаемые сообщники Жиля де Рэ услышали, в каких преступлениях обвиняется их хозяин. Анрие Гриар зарыдал, а потом заявил, что расскажет обо всем, хотя и очень боится гнева Божьего. Встревоженный Этьен Корийо попытался помешать ему, сказав, что его товарищ повредился рассудком. Но его заставили замолчать. Однако Анрие Гриар все же стал говорить, и вот вкратце суть его признания.
Окончив университет в городе Анже, он получил должность чтеца в доме Жиля де Рэ. Потом маршал проникся к нему симпатией и сделал его своим ближайшим помощником. Когда Рене де Ля Сюз, брат маршала, вступал во владение крепостью Шантосэ, один из его помощников, побывавший там, поведал Анрие, что якобы обнаружил в потайном подземелье одной из башен трупы детей. Они были обезглавлены или страшно изуродованы. Тогда Анрие подумал, что все это клеветнические домыслы. А некоторое время спустя Жиль де Рэ вызвал к себе Анрие Гриара и Этьена Корийо, а также некоего Робэна-Малыша (двое последних к тому времени якобы давно уже были посвящены во многие тайны своего господина). Прежде чем довериться Анрие Гриару, маршал взял с него клятву никогда не разглашать то, о чем он узнает. Затем, когда Анрие поклялся, Жиль де Рэ сказал, что необходимо уничтожить детские трупы. После этого Анрие Гриар, Этьен Корийо и Робэн-Малыш отправились в башню, где якобы находились трупы. Они их якобы достали, перенесли в другое место, а там сожгли.
Сабин Бэринг-Гулд в своей «Книге оборотней» пишет:
«Анрие насчитал тридцать три детские головки, но тел было больше, чем голов. Эта ночь, сказал Анрие, произвела на него неизгладимое впечатление, и с тех пор его постоянно преследовало видение детских головок, которые катятся, словно кегли, и, сталкиваясь, издают скорбный вопль. Вскоре Анрие начал поставлять детей для хозяина и присутствовал при их умерщвлении. Всех детей неизменно убивали в одном и том же помещении в Машекуле. Иногда маршал принимал ванну из детской крови. Он также охотно поручал Жилю де Силле, Пуату или Анрие мучить детей, испытывая невыразимое наслаждение
