и трепетное сердце.
Мне было его невыносимо жаль. Я поймала тонкую белую кисть и прижалась к ней щекой. Он вздрогнул и снова погладил меня по волосам.
— Теперь вам незачем оставаться в Крапиве, леди Адель. Шарль объективно безумен, и нахождение рядом с ним может быть просто опасно. Я не смогу быть с вами рядом всегда. Как вы верно заметили: быть одновременно в нескольких разных местах мне не под силу. Хотите, я выкуплю ваш дом?
— Дом? — растерялась я. — Какой?
— В столице.
— Вы прогоняете меня, лорд Морроуз? — с возмущением выпрямилась я.
Он глухо засмеялся, словно заскрипел.
— Я спасаю вас и вашу репутацию, леди Вальтайн. Пока это ещё возможно. С домом вы будете вполне обеспеченная невеста. Найдёте мужа…
— Во-первых, лорд Морроуз, сейчас не время думать о замужестве. Во-вторых, стремилась бы я замуж — вышла бы за Шарля. Он мне, между прочим, предлагал. А в-третьих… — я выразительно поглядела на него.
— Что же в-третьих? — мягко и вкрадчиво спросил он, обхватывая ладонями мои плечи и поднимая с колен. — Скажите мне, Адель.
— Я хочу быть рядом с вами, — тихо и честно призналась я.
Он увлёк меня на свои колени. Скользнул холодными пальцами по шее, провёл по ключицам, убрал волосы от лица и обжег ухо дыханием.
— Почему? Зачем я вам, Аделаида?
Глава 15
Между двух сражений
Мерзавец он все же! Подлый, гадкий и очень жадный. Леди не признаются в любви, это совершенно неприлично.
— Душа моя, я жду ответа. Скажите же!
Хорошо, что я не леди.
— Я люблю вас, Эдвин.
Он шумно выдохнул, сжимая мои плечи. Почти вслепую нашёл линию подбородка, прикоснулся мимолётно и замер… Я уперлась ладонями ему в грудь и услышала, как отчаянно колотится сильное сердце.
— Знали бы вы, как я вас люблю, Адель. Всю. Любую: с вашими сомнениями и глупыми страхами, с вашим несгибаемым упрямством, добротой и смелостью… Вы для меня словно живительный свет в темном тоннеле.
Он так и не поцеловал меня. И я прильнула к его губам сама. Я спасу его. Вытащу из любой бездны. Всегда буду рядом. Пусть сомневаясь и не понимая порой, но не отступлюсь. Слишком сложной оказалась моя дорога к любви.
Вкус губ милорда я успела уже позабыть. Или же в прошлый раз не распробовала? Плохо помнилось. Первый наш поцелуй был похож стремительный вихрь, вдруг ворвавшийся в настежь открытую дверь.Теперь все получилось иначе. Прохладные губы Эдвина словно замерли, мне не веря. Или себе? Он старательно сдерживался, все еще не отвечая, но грохот мужского сердца под моей чуткой ладонью, поведал все за него. Красноречиво и откровенно.
Мне стало вдруг страшно. А вдруг этот мой неуместный порыв он воспримет как новую глупость вздорной девицы? До поцелуев ли нам сейчас? Нет. Дети в беде, вокруг происходит нечто необъяснимое, а потому еще более опасное. Я резко выдохнула, закрывая глаза, и попыталась от него отстраниться. В тот же миг терпение лорда Морроуз иссякло.
Не отпустил. Резким движением отрезал все пути к отступлению, прижимая к моей спине стремительно разогревающиеся ладони. Легко прикусил дрогнувшую от испуга губу, влажно коснулся ее языком, открывая. Он все еще сомневался в себе, но назад у пути не было. Я его не остановлю, напротив — прижмусь всей грудью, протяжно вдзыхая.
Вкус ночного тумана, осеннего ветра, затяжных осенних дождей и первого снега. А еще — разведенного после долгой зимней прогулки домашнего очага, горячего вина, специй и хвои. Разгоряченный и жадный, он ворвался в меня острым чувственным откровением. Кружил голову, терпко пьянил и доверительно передо мной открывался. Эдвин в несколько долгих и сладких минут рассказал мне о том, как отчаянно-горько скучал. Как нуждался во мне, как тянулся ко мне всей своей сутью и по ночам тосковал в одинокой постели. Как все это время метался между чувствами, долгом и целым ворохом тяжких сомнений.
Я тоже ему отвечала. Ощущая себя рядом с опытным, явно умелым и зрелым мужчиной чуть ли не малым ребенком, я говорила ему о свободе, которую Эдвин мне дал. О моем ярком чувстве к нему. О том, как я им восхищаюсь, как хочу стать его правой рукой. Потому, что могу, потому, что всем сердцем желаю. Кто бы мог только подумать: оказывается, одним чувственным поцелуем можно так многое рассказать. Словами такого не скажешь…
А потом он меня отпустил, прикрывая глаза, пряча тьму под ресницами. Он молчал, и я тоже ощущала, что слова теперь излишни. Сказано было так много! Сердце у меня колотилось, а пальцы озябли.
— Идите спать, Аделаида. Уже очень поздно. Завтра будет новый день. Жизнь продолжается.
— А вы? — шепнула я.
— Я тоже, — он слабо улыбнулся. — Теперь я точно уверен, что мы справимся. Вместе.
Я кивнулы и выскользнула в коридор, бесшумно прикрывая за собой дверь и растворяясь в сумерках коридоров.
Шла и улыбалась. Даже притихшая и опустевшая, словно растерявшая яркие краски, Крапива мне грела и тело и душу. Эта усадьба пленила мое сердце не менее надежно, чем ее хозяин. Удивительное дело: Люси уже успела позаботиться и о моей комнате. На окне стоял кувшин с букетом роз, приветливо мерцал ночник, постель была расстелена, а ванна наполнена теплой еще водой с шапкой белой пены.
Расслабившись в ароматной воде, зажмурившись, я думала о своем возлюбленном. Вспоминала все дни, проведенные здесь. Каждый наш разговор. Каждое соприкосновение. Мы оба прошли трудный путь от вполне понятного недоверия и неприязни к тому, что происходило теперь. Эдвину было много сложнее. За его плечами стоял суровый жизненный опыт и каменная уверенность в том, что судьба сильного некроманта — горькое одиночество.
А я впервые полюбила. Незнакомое доселе чувство оказалось глубоким и сильным. Совсем не таким, как в любовных романах. Мой любимый мужчина не вызывал у меня бурных восторгов, я отчетливо видела его слабости. Осторожный, как… некромант. Недоверчивый, консервативный, весьма требовательный, тем не менее он умел слепо прощать недостатки своих немногих близких людей.
Глядя на мыльную пену, белыми хлопьями украшающую поверхность воды, я себе представляла бледное и уставшее лицо некроманта. Его твердые губы, вечно изогнутые в подобии едкой усмешки. Его умные глаза, в которых мерцала, казалась, сама извечная тьма. Иссиня-черные жесткие волосы, собранные в гладкий хвост. Высокий, сухой и прямой, словно молодой тополь зимой. Он
