class="p">Лицо
Мы стоим на мосту, сколупываем засохшие комочки смолы с перил, смотрим: со стороны леса идут Карчмареки с двоюродным братом, который недавно к ним приехал.
Хотя трудно сказать: идут — больше похоже, Карчмареки этого двоюродного брата ведут. Он, самый маленький, посередке; чего-то они ему говорят. Подходят. Весек спрашивает:
— Где были?
— Да там! — махнул куда-то за спину Карчмарек-младший.
Брат их, малышонок этот, стоит как вкопанный и дрожит. А глаза будто ничего не видят.
— Что это с ним?
Старший Карчмарек показывает на младшего:
— Это все он: «Возьмем его, возьмем, что нам, жалко?» А я говорил…
— Ты сам согласился, — защищается младший.
— Может, ему по шее дать? — предлагает Весек.
Карчмареки пожимают плечами. Возможно, они уже пробовали, да не помогло.
Солнце садится, Карчмарекам боязно идти домой, за этого братца три шкуры могут содрать.
— Ну скажи что-нибудь… — просит старший Карчмарек.
Малыш молчит.
— Чего захочешь, дадим, правда-правда, только скажи, хоть одно словечко, какое-нибудь.
Тот все дрожит. Карчмарек-младший рассказывает, как было дело. Пошли сразу после обеда. Знали, что в лесу будут откапывать. Карчмареки даже подумали: а вдруг знакомых? Добрались наконец до этой поляны, а тут на них какой-то мужик: «Вас только не хватало! Марш домой!»
Они чуть не повернули назад, да обидно стало, что такой путь прошагали зазря. Обогнули поляну, зашли с другой стороны. Оттуда было хуже видно, потому что и дальше, и немного кусты загораживали. Трупов вытащили уже порядком, женщины плакали, но не особенно. Те, что вытаскивали, были в противогазах…
Да, в военных таких, с резиновым хоботом. И в перчатках. Карчмареки подползли поближе, двоюродный брат был сзади, они думали, там одни только кости, — все, что вытащили, было закрыто брезентом.
Люди в противогазах как раз вытягивали из ямы женщину. Волосы длинные, значит, женщина. Лицо у нее было — черное только. И без глаз. Тут сзади что-то шмякнулось. Карчмареки оглянулись: двоюродный брат лежит.
— Если б не я, — говорит старший Карчмарек, — ты бы удрал, не стал откачивать.
— Никуда б я не удрал.
— Нечего было вообще его брать!
— Откуда я мог знать, что он такой.
— Ты, — толкает малыша Весек, — скажи чего-нибудь.
У старшего Карчмарека уже руки опускаются, но он ведь не просто старший — он здесь самый старший. Задирает малышу подбородок. Говорит спокойно:
— Ну, уже все прошло… Ты что, никогда мертвецов не видал?..
Лес и вправду далеко на горизонте, полоска пальца в два шириной. Бревна, из которых мост, пахнут смолою. Лето.
Что же делать? Как его, такого, вести? Карчмареки еще храбрятся, но, похоже, вот-вот заревут. А если попробовать водой обрызгать или хоть у берега с ним побродить, вдруг поможет?
И мы спускаемся с ним вниз, цепляясь за кусты бузины, которая растет на откосе. Вода темная. Очень тихо. На западе облако — кажется, что кровавое, но спокойное. Плюхнулись в воду лягушки. Пескарь светлой змейкой метнулся от берега. Наши лица приближаются к неподвижной воде. Отражаются в ней.
Малыш вдруг завопил, вырвался и бросился бежать. Мы за ним. Догнали только возле рыночной площади. Он тяжело дышал. Но уже его отпустило.
— Потому что вы меня пугали! — сказал он Карчмарекам.
— Когда, когда?! — кричали братья. — И не думали!
Мы шли, дымя теплой пылью сточных канав. Втолковывали малышу:
— Никому ничего не говори. Ничего не случилось.
Он кивал головой. Было ему лет семь. Здесь, на улицах, лето было еще взаправдашней, чем около моста, и ничего плохого произойти не могло. Перед домами стояли люди, разговаривали, курили.
Здесь даже в прошлые годы в такие летние вечера часовой перед виллой гестапо сидел на стуле, ослабив ремешок каски.
Муха
Директор вошел и шепнул учительнице на ухо. Учительница дала задание и вышла. Мы сидели по трое за партой. Учебников было мало. Все поставлены в ряд, корешками к доске.
Дверь учительница оставила открытой. С директором в коридоре стояли ветеринар с женой. Оба в темном, серьезные. Что-то говорили, а учительница кивала головой. Кроме них, в коридоре никого не было. Пусто и солнечно. Где-то хором декламировали стихотворение.
— Стрелецки-и-ий, — вполголоса позвал Лясота.
— Чего?
— Стреле-е-ец, застрелись.
— Сам… сам застрелись, — выпалил Стрелецкий.
Дух укусил Епископа.
Вернулась учительница.
— Послушайте! — сказала она.
Мы приготовились слушать.
— Завтра в класс придет новенький. Фамилия его — Муха. Он много пережил в войну. Отец погиб, остальных родственников, всю семью… никого у него нет. Его взяли к себе ветеринар с женой, им хочется, чтобы он обо всем забыл и чувствовал себя хорошо. И чтобы в школе никто его не дразнил. Вы любите донимать новеньких, но я надеюсь…
Подняла руку Каська Янышек:
— А Топольский хвалится, что его дядя с тетей были в подпольной организации. А я знаю, что их просто так расстреляли, как заложников.
— Скажи лучше, что тебе завидно…
— Ни вот столечко. Папа, пока его не увезли в Освенцим, был вместе с Топольскими. Папа вернулся, папа рассказывал.
— Ребята, — сказала учительница, — некрасиво ссориться. Покажите задание.
После уроков нас уже поджидал Весек. Дух обещал принести ему марки. Весек собирался марками торговать. Стал рассматривать.
— Да ну, только из Генерал-губернаторства[4]. Гитлеров везде полно.
— У меня и другие есть, — сказал Дух.
— Эти?! Дурак! Польские?
— Ну и что?
— Их всюду навалом, можешь оставить себе.
Мимо проходили ребята из «А» класса. Кто-то крикнул:
— У Духа жирное брюхо.
Дух кинулся в погоню. Загрохотали деревянные пеналы. Дух нырнул следом за обидчиком в подворотню, и оба исчезли.
Марки остались. Польские были без зубчиков. На каждой справа — нормальные дома, посередине — черточка, слева — развалины.
Весек еще раз все пересмотрел. Покачал головой:
— Не стоит брать.
Домой шли вместе. Высоко в небе плыли мелкие белые облачка. Была весна, и кое-кто уже ходил в школу босиком.
— А к нам в класс завтра новенький придет, — похвастался Карчмарек-младший.
— Откуда?
— Не знаю. Учительница сказала, у него всех поубивали. Ветеринар с ветеринаршей взяли его к себе.
— Родственник, что ли?
— Нет, так взяли.
— Интересно, марки у него есть? — подумал вслух Весек.
Мы шли, перебирая палками по штакетнику. Штакетины отвечали прямо как автомат.
— Муха. Его Мухой звать, — добавил погодя Карчмарек.
Муха пришел перед самым звонком. Привела его ветеринарша, а учительница посадила на первую парту, потому что росточку он был небольшого. Зато ресницы длинные. Одели его ветеринар с ветеринаршей нарядно. Сидел Муха смирно, не вертелся, поднимал руку, отвечал хорошо.
— Да ну, какой-то он… — прошептал Карчмарек-младший.
Епископ оплевал Духа. Учительница поставила обоих в угол.
На переменке мы обступили Муху. Одни спрашивали, откуда он, другие на всякий случай обещали, что
