если вообще бываю, — не знаю даже! Вот хотелось бы, чтобы сей туман неизвестности раскрылся, стал ясным… Неужто в настоящем мире подобное преступление зарабатывается тремя калеками за две недели, тем более на работе самой простой, исключая, конечно, работу Сан’сана? А впрочем, вы верите, что врач может взять и устроиться за день, причём в контору военную, а после через две недели уйти, так ещё и деньги получить? Ну и ну! Я вот не верю, но, как гласит легенда, такое в самом деле было. А может, я просто что-то не так понял? Быть может, использовалось в сём документе какое-то весьма старинное слово, которое неподвластно уму современного читателя? Почему нет? Всё возможно! Но уж вот так вот получилось… А может, это искажение вследствие какой-нибудь рукописи? Всё может быть! Но что есть, то, собственно, и есть.
Даже не знаю, что делать, пока наша забавная троица идёт. Можно много чего сделать, однако… следует выбрать! Ну и, что вполне обычно, возможно, для меня, я изберу описание, или, иными словами, пейзаж, ибо он не требует такой большой ответственности, какой повествование желает: видишь ли, в нём, в этом рассказе, существует такая вещь, как сюжет, которая является, пожалуй, той вещью, на которую люди смотрят в первую очередь, а посему я очень боюсь за него браться: вдруг я допущу какую-нибудь глупую ошибку, о которой даже знать не буду, и читатели меня осудят? Я уж боюсь этого очень сильно! Хотя нет, я не боюсь осуждения; но я боюсь, что единая картина разделится на части; что она даст трещину, весьма, впрочем, исправимую, если так подумать. Ну и ладно! Я же всё равно перейду к сюжету, не так ли, читатель? Да, перейду, ты прав. И что? Да вот я, как человек, стало быть, глупый, или очень слабый, или уподобляющийся ребёнку, страшусь, и страх сей властвует, так что я пытаюсь оттянуть, оттянуть неизбежное, сделать, чтобы оно на секунду иль минуту было позже. Смешон писатель!
Лишь только Арсений, Сан’сан и Тайлер свернули на довольно-таки просторную улицу, их взору открылось большое количество различных магазинов. О, какое, ты знаешь, читатель, влияние оказывают сии страшные тянущиеся ввысь, как будто могут они достичь неба, тюрьмы — слова не побоюсь! Пугающие, внушающие ужас грязные коричневые громады дома, которые в самом деле на тюрьмы похожи, шли куда-то далеко-далеко, в невиданные концы. И кругом какая-то реклама, какие-то магазины, мусор, бездомный сброд, помои, вонь, ругань, крики, брань, лай, гул, треск моторов… Ад! Да ведь это не метафора, я говорю правду, ибо ад — это не какое-то подземелье, в котором котлы кипящие иль языки огня, как флаги, прыгают во все стороны: это место, где нет Бога. Посему оно и называется местом мучения, ибо нет никакого утешения, есть только страх и грех, осознание того, что ты преступник; что за тебя погиб Господь наш Иисус Христос, а ты презрел Его великую любовь; что ты так ошибся и ныне без Бога и вечной Его любви живёшь! Вот и всё. Вы думаете, в Столице есть верующие люди? Их нет — это ад. Света тут нет никакого, даже в прямом смысле. Очень страшно! Помилуй, Господи!
Ну и какие магазины? Ну вот, допустим, магазин, который называется довольно-таки привлекательно — «ЗОЖ», что переводится как «Закон обыкновенной жизни» или «Здоровье обыкновенному жителю» (автор, увы, ещё не определился, какое название будет лучше). Чуть-чуть ниже было добавлено: «Лучшая аптека города — заходи даже без повода». У входа, на небольшой лестнице, лежал какой-то мужичок с лицом красным да и вообще выглядящим как мухомор. У него были длинная и густая борода и усы. Рот, испускавший, наверное, аромат каких-нибудь лекарств, был широко открыт, так что виднелись его, как мне то казалось, грязноватые зубы, быть точнее некоторое их отсутствие. Он, видно, спал — ну а что, сон полезен для здоровья, если не необходим! К тому же в его руке дремала стеклянная бутылочка, на которой сказано было: «Трезвый муж. С любовью из Столицы!» — лекарство, в принципе, весьма достойное! Логотип заведения, у которого лечился мужичок, надобно отметить, состоял из двух перпендикулярных друг другу стеклянных бутылочек, напоминающих крест, который, как мне припоминает память, изображает символ медицины — классика!
Далее взору героев наших открылся некоторый киосочек под названием «Заправка». Там я увидел двух мальчишек, которым было лет так, быть может, тринадцать или, быть может, и одиннадцать. На них была натянута одежда не самая роскошная, какая-то синего цвета. Увы, ты, читатель, знаешь, я вовсе не разбираюсь во всех этих нарядах, посему сообщить, что на них было надето, не могу. Мне лишь известно, что одежда их была тёмно-синего цвета, но не такого тёмного, который похож на чёрный, а более светлого. Я думаю, это цвет восточного неба после захода солнца иль через минут двадцать или тридцать после сего. Всё возможно! Ну и что я, в общем-то, увидел? Сии господа дали несколько монет, и та довольно-таки толстая бабка протянула им сигареты. Ну что ж, сии джентльмены заправились и вновь поплыли, пыхтя, как пароходы; испуская, как какой-нибудь завод, дым. А что производил завод? То, что обыкновенно писано на упаковках: рак иль вещь, которую я сюда вставлять не буду и которая, думаю, нашим молодым героям ещё не совсем известна, но, надобно отметить, имеет большое влияние на представителей мужеского пола. Страшно — вы и так знаете, без меня!
Далее было такое учреждение, как «Э…
К счастию, последний абзац стёрт, ибо там я нашёл такой страх, что подумал, что его просто небезопасно оставлять в живых. Как же мне нехорошо после встреченного! Это, конечно, страшно. Я могу продолжать и далее, ибо в Столице кошмар, но слишком за вас переживаю… Да и должно ли о сём говорить? Я думаю, вы поняли, что такое Столица, уже достаточно, посему я не хочу вас пугать. Там, надобно бы отметить, царствуют великая пошлость и распутство, что строго осуждается в нашем, что к счастью, обществе — я не могу о сём говорить и даже не хочу, ибо это плохо. Как жаль, что Столица суть такой кошмарный город!
А впрочем, я продолжу рассказ, но лишь оставлю то некоторое, что может вас, людей, столь сильно напугать. Вот, например, я увидел такой как бы, может быть, медицинский центр или нечто, что подобно сему. Точно знаю одно: было написано: «Рай для инвалидов, или Непременная помощь». Ну и ну! В нашем городе
