в детском саду.
– Да, – потупилась Настя. Перед приходом бабушки она даже не додумалась спросить ее имя у Димы. И поздоровалась еще раз, неловко кивая.
– А я Валентина Аркадьевна, бабушка Димы. Очень приятно. Дима всё время о вас говорит.
– Ой, да? Мне тоже очень приятно… Валентина Аркадьевна.
Бабушка шагнула к Насте и чуть понизила голос.
– Спасибо за то, что так… так поддерживаете нашего Диму.
– Ну что вы, у вас чудесный внук. Это моя работа.
– Нет, послушайте. – Валентина Аркадьевна взяла Настю за локоть, как подружку, и отвела на несколько шагов. – Я знаю, что вы тоже за него горой. Вы большая молодец. Я постоянно твержу его отцу, что они его воспитывают не так. Постоянно говорю, что у Димы родителей будто нет. – Она крепче сжала Настину руку, замолчала и посмотрела прямо в глаза.
– Пожалуйста, – кивнула Настя и сглотнула.
– Душенька, вы… вы умница. Вы просто умница.
Бабушка похлопала Настю по кисти и повернулась к Диме: Ну что, поехали домой? В голосе была слышна улыбка, так говорят тепло улыбающиеся губы.
Бабушка с Димой попрощались и ушли к такси, а Настя пошла к своей машине. Улыбка Валентины Аркадьевны передалась ей и задержалась на несколько минут. Какая женщина, как же приятно. Наконец-то хоть кто-то оценил ее старания, наконец-то хоть кто-то сказал то же, что думала и сама Настя, чего греха таить.
Ручки пакетов свисали плетьми между пальцев. Дверь она открыла практически одними ногами, эквилибристка под куполом. Пакеты поставила на пол и начала стягивать ботинки, как услышала шаги. Сережа поздоровался, Настя поздоровалась в ответ и резво начала рассказывать, что купила. Сережа помычал.
– Да уже не надо. Мы поели.
Настя посмотрела на мужа. Занимал весь проем, будто вырос, разросся, а она перед ним стояла маленькая, раздернутая, разложенная на слои.
– Я же говорила, что…
– Ну а время-то сколько. Сколько? Полдевятого. Я сделал мясо из морозилки. Опять.
– А. Ну… __. Ладно, – убрала одежду в шкаф.
– Где была?
– На работе, ты же знаешь. Задержалась.
– Что там, было что-то важное?
– Типа того. С пакетами поможешь?
– Так что там было-то? – Сережа говорил из кухни, разбирая принесенные ею продукты. – Завтра нельзя было сделать?
– Нет.
– Ну, то есть как это было? Ты собиралась уходить, а тебе сказали: Нет, Анастасия Александровна, вы остаетесь на работе, пока не разберетесь вот с этой стопкой бумаг? Или как? Пока не разберетесь вот с этой стопкой детей?
– Слушай, ну так получилось. Извини. Я засиделась с одним учеником. Его долго не забирали.
– Ух-х ты, ну надо же. Что за ученик? Тот самый, твой любимый? Не подсказывай, сейчас, э-э, Денисик? Нет, Димочка? Димочка, да?
Настя помогала рассовывать еду по шкафам и холодильнику.
– А с нами посидеть не надо было? Только с ним?
– Вы тут вдвоем, ничего с вами не случится. – Настя говорила себе, что не оправдывается. Для оправданий она была слишком уставшей, раздраженной, и вообще к чему оправдания, если она права. – А он там был один, сидел один на все пустое здание. Я просто подождала, пока его заберет бабушка. Потом сразу поехала.
– И что, тебе платят за лишние часы? Тебе эти два часа кто-нибудь оплатит?
– Я еще в пробку попала. Если б не она, приехала бы раньше. Знаешь, уж это от меня не зависит.
– Ну, кажется, когда ты обычно выезжаешь с работы, точнее, когда ты обычно, по идее, должна выезжать с работы, пробок еще нет. Это же от тебя зависит. Только не помню, когда ты в последний раз выезжала вовремя вообще.
Настя молчала.
– Знаешь, сколько стоит мой час?
– Не всё должно оплачиваться.
– О. Ну да. Когда делаешь что-нибудь для себя или близких. А это – даже не знаю, как назвать.
Еще шаги. Кристина выплыла из коридора в кухню. Настя с Сережей замолчали. Да и не то чтобы до этого прямо говорили.
Крис прошла к холодильнику.
– Не парьтесь, я вас не слушаю.
Взяла коробку сока, вышла.
– С ней вот тебе посидеть лишний час не надо? – шепотом.
– Как будто она этого хочет! – шепотом.
– А тебе не кажется, что это всё замкнутый круг? – шепотом, с хрипотцой.
– Мне кажется, что это такой характер. И переходный возраст. Что ты от меня хочешь?! Что я сейчас сделать-то могу, она со мной и говорить не хочет – так же.
– А я не только про нее!
– Значит, переходный возраст у вас обоих, – Настя посмотрела мужу в глаза, и те ее как будто ударили.
– Или хотела сказать – характер у вас обоих?
– Ты сам одобрил, что я вышла на работу.
– Это как-то слишком громко звучит.
– Ты понял, что я сказала. Ты согласился.
– Я понял. Но помнится, ты как раз таки говорила, что это будет без напряга, без переработок, и ты будешь уделять время нам.
– А я уделяю время вам. Что за идиотская формулировка вообще. Я приехала. Я привезла продуктов. Я их привезла, я заехала в магазин. И сейчас буду готовить.
– Куда ты готовить будешь, у нас всё…
– На завтра готовить буду. Чтобы ты пожрать мог, если я задержусь на пять минут.
– Если бы ты задерживалась на пять минут…
– Да, я поняла. Я ужасная, ужасная женщина, мать и жена. Я – переодеваться. Как успокоишься, приходи в кухню…
– Я и так здесь.
– …может, захочешь помочь.
Хотя бы морально, подумала Настя.
Мне бы кто помог, подумал ее муж.
Под самую ночь думать о Сереже Настя уже устала. Истощилась так, что сережедумательная мышца дернулась в судорогах и отказала совсем. А вот его слова о Крис не оставляли. С ней тебе посидеть не надо? Не думаешь, что это замкнутый круг?
Как-то ей мама сказала: ты дочь свою ненавидишь. Настя отмахнулась, было совершенно очевидно – никто в здравом уме такого не мог бы предположить. Она – и ненавидит свою дочь. Здрасте. Но время от времени мамины слова сами возникали перед глазами, именно перед глазами, будто написанные неровными буквами, выжженные на ее роговицах.
* * *
Сегодня Анастасия Алекснардвна АА увидела бабушку. В смысле они увидели и знакомились. Это было очень здорово. И просто очень здорово. Они обе очень хороши и очень здорово, что они знакомы.
Бабушка понравилось что Ана Бабушке понравилась АА.
Бабушка что-то говорила АА. Вроде бы они обе былибылирады. Это хорошо что бабушка увидела АА потому что ведь я люблю АА. Да.
Вот бы еще познакомились АА с
