признание потянуло бы другое. А говорить о Елене... Сейчас у меня самого вопросов было больше, чем ответов.
Слишком многое в поведении Елены никак не вязалось с ее биографией. В двадцать четыре я бы, возможно, и не понял. Принял бы осторожность за стыдливость, а неопытность — за попытку набить себе цену.
Иногда, чтобы показаться особенными, задержаться у ширинки подольше, женщины шли и не такие уловки. Но Елена не тянула на талантливую актрису.
Играла она так себе. Каждый раз приходилось фактически ломать ее, чтобы раскрылась. Я замечал попытки спрятать слезы после оргазмов. И слишком хорошо читал удивление на красивом лице.
Несмотря на шесть лет брака, Елена вела себя как девственница. Порой не знала, чего я от нее хочу. Зажималась еще сильнее, чем в свой первый раз. Робела.
От догадок, какой, вероятно, была ее сексуальная жизнь, кровь в жилах стыла. Оба раза я с трудом удержался, чтобы не устроить допрос. Еле отпустил.
Но Костя был прав, когда волновался не о моих отношениях с Еленой, а о связях с ее бывшим мужем.
В нашем треугольнике роль острого угла досталась не женщине.
Княжна ошиблась, решив, что я следил за ее жизнью. Да, я знал, чем она живет, сколько зарабатывает и как проводит свободное время. Служба безопасности собирала информацию с особой тщательностью, не пропуская никого.
Но главным объектом была не Елена.
За первый год нашей разлуки из любимой она превратилась в табу. В мать чужого ребенка, жену чужого мужа. Поэтому я интересовался лишь одним человеком. Тем, кто десять лет назад отправил меня за решетку.
Не жалея денег, я платил нужным людям за информацию и слежку. По крупицам собирал компромат на Мисюрова. Днями вместе с Костей пытался раскрутить новый бизнес. А вечерами и ночами встречался с теми, о ком ни в одном обществе нельзя было даже упоминать.
Вначале — чтобы отомстить.
Потом, когда сведений собралось на пару пожизненных заключений, — чтобы забыться.
Следователь, вытащивший меня и Костю из-за решетки, готов был в любой момент заняться расследованием и возбудить уголовное дело. Он упрашивал отдать компромат. Давил на Костю. А я не хотел даже касаться того болота. Не желал хоть на миг возвращаться в прошлое. И снова переживать обман, беспомощность и предательство.
Со временем компромат все больше тяготил. А когда дела пошли в гору, на смену ярости пришло безразличие.
Стало плевать на то, как Мисюров обошелся с Абашевым. Я запретил охране узнавать, почему они с Еленой развелись и молодая женщина теперь ведет монашеский образ жизни.
До «Империала» Елена была вырванной из моей биографии страницей. А сейчас...
Я остановил ход своих мыслей и вновь посмотрел на Костю:
— Что Мисюров хотел? Раз уж Арина сообщила о звонке, может, сказала и зачем он звонил?
***
К сожалению, выяснить причину звонка Мисюрова так и не удалось. Костя не знал. Арина три раза пересказала одно и то же: «Он представился. Сообщил, что хочет с вами поговорить. А потом положил трубку».
Можно было самому набрать давно знакомый номер. В конце концов, мои люди уже договорились с Мисюровым о возврате сына. Он не мог сказать ничего нового.
Но вместо звонка в Лондон я вызвал Белова, начальника службы безопасности.
— Сергей, ребенка уже доставили из частной школы домой? — спросил, как только за начбезом закрылась дверь.
— Шеф... — Белов вопросительно взглянул в сторону Кости и после моего кивка ответил: — Да, утром. С вещами и документами.
— Звонки и встречи его отца вы отслеживаете? — У меня на столе лежал отчет. Можно было просто открыть папку и получить все ответы.
В другой ситуации я бы так и поступил. Только в случае с Мисюровым любая информация устаревала мгновенно.
— Технический отдел уже смог получить доступ к его телефону, телефонам помощников, секретарши и обеих любовниц. — На лице Сергея не отразилось ни одной эмоции. — Слежка тоже ведется. Мои люди со вчерашнего дня наблюдают за домом. Пока ничего подозрительного не происходило.
— Хорошо... — Это «ничего подозрительного» нервировало сильнее всего. — Если понадобится какая-то помощь, сразу дай знать. Я подключу кого нужно.
Не стал вдаваться в подробности, что могу сделать. Белов был в курсе моего прошлого. Как бывший следователь, он прекрасно понимал, что не все дела решаются по правилам. Но пока у меня не было желания втягивать начбеза в свою личную проблему.
Официально я ни в чем не участвовал. Нужные люди передали часть компромата нашим общим с Мисюровым партнерам. А те выторговали для себя выгодные условия по контрактам и бонусом потребовали вернуть Елене сына. Последнее было платой за компромат.
Да, Мисюров мог вычислить, откуда дует ветер. Для такого, как он, это была плевая задача! Только, когда в сделке участвует настолько большое число участников, любая попытка мести способна быстро превратиться в суицид.
Не я, так партнеры закатали бы этого героя в асфальт за нарушение условий. Никакая охрана или упряжка адвокатов не спасли бы.
Но то, что Мисюров отреагирует так оперативно, стало и для меня, и для наших посредников полной неожиданностью.
Я был уверен, что он попробует тянуть время или выдвинет условия. Решит увезти мальчишку подальше. Или преподнесет еще какой-нибудь сюрприз.
Человек, который забрал ребенка у любящей матери, просто обязан был бороться за него до последнего.
Однако, будто заранее знал, что так случится, Мисюров спокойно заглотил наживку. Сам купил билет на самолет. Сам забрал документы из школы. И, если верить Белову, готовился выполнить свои обязательства.
Елена, конечно, была права, когда говорила, что бизнес для бывшего мужа дороже сына. Только реальная ситуация выглядела еще хуже. Или Мисюрова совсем не интересовала судьба мальчика. Или существовало что-то еще, что мы упускали.
— Не нравится мне, что наш клиент такой послушный, — после недолгих размышлений признался я начбезу.
— Есть такое. — Белов тоже нахмурился. — Но вряд ли он причинит вред ребенку. Это уже будет за гранью. А остальное мои люди проконтролируют.
— Пусть глаз не сводят! Со всех! От гарема до прислуги.
При мысли о гареме что-то противное царапнуло на душе. Я видел фотографии женщин Мисюрова. Все как одна походили на бывшую жену. То же телосложение, рост, цвет волос и даже глаз.
Любовь этого гада напоминала маниакальную зависимость. И это была еще одна причина, чтобы ломать голову над замужеством Елены.
— Так зачем он все-таки звонил? — опомнился Костя, когда Белов
