окруженном зубчатыми стенами; слева от нее одна из Жен-мироносиц собирает плоды на переднем плане, другая черпает воду золотым черпаком из источника жизни, а третья держит цитру перед Младенцем Иисусом. Справа мы видим что-то вроде предыстории святой беседы между святым Георгием, которого можно узнать по дракону, валяющемуся кверху брюхом у его ног, святым Михаилом Архангелом с обезьяной на цепи, символом усмиренного демона, рядом с ним и святым Себастьяном, прислонившимся к дереву.
Цветущий сад, надежно защищенный от внешнего мира неприступной стеной, похож на земной рай. Веселость – по мнению средневековых художников – это первое чувство, которое испытывает человеческое существо, вернувшееся к естественным и подлинным отношениям с природой.
Сцена из Священной истории послужила лишь предлогом для того, чтобы показать группу молодых людей, предающихся разнообразным занятиям: чтению (Мария), музыке, сбору плодов, беседе, черпанию воды из свежего источника. Обнесенный стеной сад полон цветов и птиц, многочисленные приятные подробности напоминают о придворной жизни: обезьянка, накрытый стол, ирисы и другие цветущие растения, посаженные по периметру сада. Веселость – это эмоция, доступная только искусству, поскольку очень скоро становится понятно, что это блаженное и мимолетное состояние, о котором можно только мечтать.
Светское веселье
Помни, кто во цвете лет, —
Юн не будешь бесконечно.
Нравится – живи беспечно:
В день грядущий веры нет.
Это Вакх и Ариадна.
Все спеша от жизни взять,
Ненаглядный с ненаглядной
Обращают время вспять.
Да и свита, им под стать,
Веселится бесконечно.
Нравится – живи беспечно:
В день грядущий веры нет.
Этих юных козлоногих
К нимфам тянет, и они,
По лесам охотясь, многих
Заманили в западни.
Как им весело, взгляни —
Пляшут, скачут бесконечно.
Нравится – живи беспечно:
В день грядущий веры нет.
Этим стройным нимфам любо
Попадаться в сети к ним:
Только тот, чье сердце грубо,
От любовных стрел храним.
Нимфы к милым льнут своим,
Песня льется бесконечно.
Нравится – живи беспечно:
В день грядущий веры нет.
Тушей на осла навьючен,
Следом движется Силен,
Столь же стар и столь же тучен,
Сколь от выпивки блажен.
Глупо жаждать перемен,
Если счастлив бесконечно.
Нравится – живи беспечно:
В день грядущий веры нет.
Наконец Мидас влечется, —
Превращает в злато он
Все, к чему ни прикоснется.
Но на скуку обречен,
Кто вменил себе в закон
Наживаться бесконечно.
Нравится – живи беспечно:
В день грядущий веры нет.
Ждать до завтра – заблужденье,
Не лишай себя отрад:
Днесь изведать наслажденье
Торопись и стар и млад.
Пусть, лаская слух и взгляд,
Праздник длится бесконечно.
Нравится – живи беспечно:
В день грядущий веры нет.
Славьте Вакха и Амура!
Прочь заботы, скорбь долой!
Пусть никто не смотрит хмуро,
Всяк пляши, играй и пой! Будь что будет, – пред судьбой
Мы беспомощны извечно.
Нравится – живи беспечно:
В день грядущий веры нет.
Лоренцо Медичи. Вакхическая песнь[100]
Кажется, что «Вакхическая песнь» была написана Лоренцо Медичи для исполнения на карнавале, во время шествия триумфального мифологического кортежа по улицам Флоренции. Хор описывает различных персонажей, принимающих участие в шествии, и процессию масок, которая кажется сошедшей с античной дионисовской фрески.
В Тоскане конца XV в. веселье всё сильнее отдалялось от христианской религии, обретая черты мимолетного светского чувства или языческого обряда. Песнь проникнута разочарованием и убежденностью в мимолетности веселья и радости, которые тем более нужно ценить и наслаждаться, не заботясь о неведомом будущем.
Наслаждайся моментом, никогда не верь будущему.
Гораций, Оды, 1, 11, 8[101]
Веселье, господствовавшее при ренессансных дворах, занятых возрождением античной философии, было уже не столь безусловным и позитивным. Оно стало более сдержанным, рассудочным, осознающим собственную мимолетность. Веселье как промежуток между двумя безднами страдания.
В своей «Весне» Сандро Боттичелли воссоздает эдем, проникнутый ясностью Трех Граций и нежностью Флоры, сопровождающих довольную Венеру, однако всё это происходит только потому, что сбоку от лужайки Меркурий разгоняет облака, угрожающие их благоденствию.
Далекое от безусловного блаженства, которое может даровать только Бог, замкнутое в саду, окруженном глухой стеной, веселье становится иллюзией.
Именно такое чувство вызывает «Источник молодости» Лукаса Кранаха Старшего (рис. 29). Он возвышается посреди поляны, окруженной холмами, в некотором отдалении от города. Мистический фонтан, который, как мы видели в hortus conclusus[102], способен очистить грешников, теперь дарит иллюзию вечной молодости. В нем плещутся в основном женщины: некоторые из них добираются на попутных повозках, других приносят на носилках, а третьи заставляют своих мужей тащить их на спине. Любое средство передвижения годится для того, чтобы наконец погрузиться в чудесную влагу водоема, освященного Венерой и Амуром. Слева хлопочут морщинистые старухи, не стыдящиеся раздеваться под внимательным взглядом врача, наблюдающего за ними с плохо скрытым отвращением. Они окунаются, плещутся в волшебной воде и, сделав всего пару гребков, становятся молодыми, прекрасными, светловолосыми, с тугими упругими грудями. Выражение печали на их лицах и потерянные взгляды уступают место чарующим улыбкам и быстрым движениям. Вместе с молодостью к ним вернулось также веселье.
Они готовы к новым объятиям и застольям, которыми надеются наслаждаться вечно. Окружающая природа тоже радуется благодатному воздействию воды, вытекающей, как кажется, прямиком из эдема.
Если слева от источника громоздятся голые скалы, окруженные засохшими зарослями, то справа от него, там, где брызжет радость и молодость, распускаются цветущие деревья, простираются возделанные поля и пышные куртины, в которых прячутся влюбленные парочки.
Рис. 29. Лукас Кранах Старший. Источник молодости. 1546. Дерево, масло. Берлинская картинная галерея, Берлин
Лукас Кранах выносит свое беспощадное суждение: только женщины доверяют этому чудесному источнику. Только они желают вернуть молодость и верят в то, что это возможно. Они слабые, беспомощные жертвы суеверия, надеющиеся замедлить ход времени. Невозможно веселиться, не видя перспективы в будущем. Приближающийся конец убивает любую радость.
В эпоху Возрождения изображение веселья служит предупреждением придворным, которые могут наслаждаться за счет бедняков, работающих на них. Таким образом, подобно Боттичелли во Флоренции и Кранаху, бывшему придворным живописцем
