и закурила… «Беломор»!
Он сел на стул, свинтил пробку с горлышка «Гжелки», но замер, глядя на старушку.
— Глазам своим не верю, Мария Рубеновна! Я много слышал, что истинным показателем интеллигентности среди московских профессоров был именно «Беломор», но думал, что просто слухи! А теперь, глядя на вас, я думаю, какие же убогие наши олигархи, которые курят «Мальборо» или сигары! Да они просто пигмеи перед вами, честное слово!
— Габи, где ты откопала этот симпатичный экземпляр? — спросила старушка. — У себя в отеле?
— Да, бабуль, он хлопнул меня по заднице, когда убиралась в его номере.
— А ты?
— Дала ему по физиономии.
— Умница, правильно сделала.
— Извините, это получилось совершенно случайно…
— Да что ж тут извиняться, тебе понравилась ее задница, это вполне естественно. Она у нее красивая. Разливай водку, Павел. Ну и что ты дальше сделала, Габи?
Он наполнил стеклянные стаканчики водкой, опустил глаза, слушая разговор бабушки с внучкой. Могли бы и без него поговорить об этом, если у них такие доверительные отношения.
— Я отказалась от ста долларов в качестве компенсации…
— Правильно, хлопнуть по такой красивой попке стоит гораздо дороже.
— Мы познакомились, и… он мне понравился.
— Очаровал тебя дорогими ресторанами и рассказами о красивой жизни?
— Нет, просто… он очень интересный, умный, симпатичный. А вчера устроил такие шашлыки!
— Я знаю. Рауль рассказал, что какой-то русский приехал, купил мясо, зелень…
— Бабуля, наверное, я люблю его.
— Наверное или любишь?
— Люблю, — решительно сказала Габриэла.
— Вижу, что и он тебя любит. Ну, значит, выпьем за вас, молодые, красивые.
Они подняли стаканчики, тихо зазвенело стекло в просторной гостиной с камином. Габриэла обняла его, поцеловала в губы, но он почему-то слишком быстро отстранился. Выпили, закусили колбасой.
— Стесняется, — сказала старушка, закуривая новую «беломорину». — Хороший парень, я это чувствую и рада за тебя, внучка. Ну рассказывай, Павел, чем занимаешься в Москве? Да ты закусывай, закусывай. Огурцы сама солила, опыт имеется.
— Очень вкусные огурцы у вас получились, Мария Рубеновна, — сказал он. — Такие же, как в Москве на рынке. А вот внучка ваша… такой в Москве я не встречал.
— На рынке? — с иронией полюбопытствовала старушка.
— Нигде, — серьезно ответил он.
— Бабуля, перестань терроризировать Пашу.
— Да нет, все нормально. Мне даже нравится, что у Марии Рубеновны хорошее чувство юмора. А насчет занятий… У меня своя риелторская фирма, занимаюсь жильем.
— Может, хватит о делах? Мы с Пашей любим друг друга, вот и все. Правда, Паша? — Она обняла его, положила голову на плечо и мечтательно зажмурилась.
— Какая идиллия! — покачала головой испанская бабушка, пуская клубы едкого дыма. — Все мне понятно с вами. Ну что тут скажешь? Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять — вы красивая пара, хорошо смотритесь, даже мне, старой перечнице, приятно. Прямо такой натюрморт… Ну так и будьте вместе, да поменьше говорите, побольше делайте. Павел, налей-ка еще, выпьем за всех нас, и потом я подам горячее. Приготовила обалденное рагу со свиными ребрышками. Настоящее московское рагу! Вот так.
Рагу было и правда очень вкусным и совсем московским, и говорили они о нынешней жизни в Москве. Марии Рубеновне все было интересно, а Габриэла после пары рюмок опять склонила голову ему на плечо и время от времени ласково целовала его в щеку. Он стеснялся отвечать на ее поцелуи, все-таки в гостях находился, первый раз виделся с единственной близкой родственницей Габриэлы. Но бывший профессор МФТИ с улыбкой смотрела на свою внучку и одобрительно кивала. Очень симпатичная старушка, интересно было с ней говорить. А еще интереснее было поскорее остаться наедине с Габриэлой, очень хотелось этого. У них ведь оставалось так мало времени…
Вилен Морин, невысокий толстячок пятидесяти пяти лет, колобком вкатился в кабинет, подбежал к столу, долго тряс руку Самарина.
— Приятно, Паша, черт побери, что ты сам стал хозяином дела. Или теперь нужно — Павел Васильевич?
— Да ладно, Вилен Андреевич, мы же с вами много лет знакомы, оставим все, как было. Садитесь. Что-нибудь выпьете?
— Давай виски, Паша, только без содовой, грамм пятьдесят, самое то с утра, тонус поднимает, — сказал Морин, присаживаясь в кресло.
Самарин достал из бара бутылку и хрустальные бокалы, плеснул в них ароматный напиток чайного цвета, сел в другое кресло у стены, напротив Морина, протянул хозяину престижного мебельного магазина в Сокольниках бокал. В десять приходил Ягодин, полчаса оживленного разговора расставили точки над ¡, контракт был подписан в присутствии Лены и юристов обеих сторон. Теперь пришел Морин.
— Паша, говорят, фирма Булыгина весьма проблематична, весьма, так сказать. С твоим уходом…
— Да нет, Вилен Андреевич, там солидный запас прочности.
— Благороден, Паша, ценю. Но что такое запас прочности, ты мне скажи? Я работаю с тобой, я имею прибыль, всем нам хорошо. Но теперь я буду работать с Игорем, но не знаю, буду иметь прибыль или нет. Я могу рисковать, а могу и нет. Ты скажи, зачем мне рисковать, если есть человек, который дает мне прибыль? Я с ним хочу работать. Если так подумают и другие партнеры Булыгина — а они так подумают, уверяю тебя, — то где тот запас прочности будет?
— Вилен Андреевич, я отвечаю теперь только за себя.
— Я понимаю, Паша, понимаю. Я звонил Пете Булыгину, спросил: зачем он зарезал курицу, которая несет золотые яички? А он повел себя странно. Весь в каких-то депутатских делах, законопроектах, даже толком не знает, что у него в фирме творится. А кто на хозяйстве остался? Бахметов, который был партийным секретарем, и твой помощник Игорь, который твои указания исполнял. Скажи мне, Паша, зачем я буду рисковать и работать с такими людьми?
— Значит, хотите со мной?
Морин хлебнул глоток, блаженно
