class="p1">Игорек тяжело вздохнул, а потом переспросил.
— Прям слово даешь? Комсомольское?
Комарова кивнула. Ведерников снова вздохнул, а потом с обречённым видом пошел за угол. Следующие десять минут Саша отвлекала Тамару, которая могла что-то заподозрить. Но слава богу, Ведерников не подвёл. Максим Сергеевич появился на пороге и даже согласился поговорить.
— Понимаете, это очень важно. Действительно важно. Я думала. Много. Пока сидела в Вашем кабинете.
Саша топала вслед за Беляевым по лестнице, ведущей на этаж, где находился его номер, и сразу пыталась объяснить все серьезность ситуации.
— Александра Сергеевна, давайте хоть не в коридоре разговаривать. — Он оглянулся через плечо и посмотрел на девушку с усмешкой.
Комаровой стало немного грустно. Опять по имени и отчеству называет. А в кабинете был момент, когда обратился только по имени…
Едва они вошли в номер, Саша опять немного растерялась. Затем почувствовала смущение. Просто это место ассоциировалось у нее теперь совсем не с разговорами. Беляев, судя по взгляду, который Комарова успела заметить, подумал о том же. От этого девушке стало совсем не по себе. Даже щеки загорелись. На кой черт она поперлась в номер. Надо было дождаться утра, подкараулить его возле проходной…
— Ой, а что Вы форму до сих пор не повесили в шкаф… — Саша стояла рядом с трехногой вешалкой, на которой и правда, висели брюки с кителем. — Это же…неправильно как-то… Сколько уже дней. Помнутся. Да и вообще…
Комарова ухватилась за вещи, а затем начала их с вешалки тянуть. Зачем ей это надо, она сама толком не знала. Смущение становилось все сильнее. Девушка хотела чем-то и внимание Беляева отвлечь, который, похоже, прекрасно все понял, и себя остепенить. Нашла время, когда думать о той ночи. Вот ведь дурость какая. Правда дед говорил. Бабы — всегда бабы и есть. Особенно, в очень неподходящих ситуациях. Она вообще сейчас пришла говорить о делах, а каждые две минуты пялится на постель.
— Да черт с ней, с формой. — Беляев подошел ближе.
Он попытался Сашу от вешалки оторвать. Штаны зацепились за изогнутый рожок и никак не хотели сниматься. Поэтому Комарова тянула брюки, а Максим Сергеевич тянул Комарову.
— Александра Сергеевна, оставьте Вы в покое…
Договорить он не успел. Из кармана вывалился паспорт и шлепнулся на пол.
— Ох! Простите. — Саша наклонилась, чтоб поднять документ и отдать его Беляеву. Мужчина в этот момент сделал то же самое. Естественно, они столкнулись лбами.
— Да Господи… Александра Сергеевна… Что ж с Вами все так сложно… — Максим Сергеевич стоял теперь рядом, потирая ушибленную голову.
А Саша держала в руках паспорт, молча глядя на него. Просто, чисто машинально, или случайно, тут уж как смотреть, девушка открыла первые страницы…
— Александра Сергеевна…– Беляев вопросительно уставился на Комарову.
Она этого не замечала. Только пялилась на чертов паспорт.
Саша медленно обошла Максима Сергеевича, который загораживал ей проход. Остановилась возле кресла, села в него. Паспорт положила на стол. И только потом подняла взгляд.
Беляев, судя по его лицу, ни черта не понимал, что происходит.
— Знаете, дед много интересного рассказывал… Про то, как шпионов ловили. Есть один нюанс. Деталь, по которой можно определить достоверность документов. А вернее понять, где они были получены человеком. Скрепки… Наши, советские документы… Там скрепки — железные. А у врага они всегда из нержавейки. Мелочь. Правда? Ладно…
Саша поднялась резко на ноги.
— Пойду. Поздно уже.
В два шага девушка оказалась возле двери, но выскочить в коридор не успела. Беляев уже стоял за ее спиной.
Глава 16
В которой начинает проясняться, кто убил супругу инженера. но я в этот момент занят совсем другим
Нине Ивановне казалось, будто вся ее жизнь летит куда-то на дно глубокой, огромной пропасти. И главное, даже зацепиться не за что. Нет никакой возможности это падение остановить. А Ниночка точно зацепилась бы. Руками, ногтями, хоть зубами. Все равно.
В данную конкретную минуту, Филатова стояла возле окна своей кухни, смотрела в темноту за стеклом, и в который раз вспомнила недавние события, окончательно превратившие столь налаженную когда-то жизнь в ад.
Еще, как назло, Ведерников все эти дни — сам не свой. Избегает общения, пропадает куда-то, едва стрелка на часах, висящих в отделе, доходит до нужной цифры, которая обозначает конец рабочего дня. Впрочем, сейчас Нине Ивановне тоже не хотелось говорить ни с кем. Даже с верным, преданным другом. Желание было только одно — лечь в постель, укрыться с головой и сделать вид, будто ничего не произошло. Вообще ничего.
Ниночка прежде твердо была уверена, нет ситуации, из которой она не смогла бы выкрутиться. Однако…Жизнь показала, зарекаться нельзя ни от чего. От сумы и от тюрьмы, как говорится… Филатова, тяжело вздохнув, снова погрузилась в воспоминания…
— Я знаю, что Маслов мертв. — Сказал ей тогда Марков. Причем сказал совершенно спокойным голосом, будто речь шла не об убийстве, а о предполагаемом дожде назавтра.
— Как знаешь? Откуда?
Ниночка уставилась на Вадима, пытаясь понять, не шутит ли он. Разговор этот случился почти неделю назад. В тот самый день, а точнее вечер, когда они с Игорем обнаружили убитого Маслова.
Нину Ивановну, честно говоря, от этой фамилии уже подтрясывало. Почти как от Комаровой. Хотя…Нет, от Комаровой трясло сильнее. Комарову Нина Ивановна ненавидела искренне, всей душой. К Комаровой Ниночка испытывала самую настоящую, незамутненную, чистую ненавистью.
Филатова только что вернулась в город. В дачном доме остался сидеть мертвый Лев Иванович, но на последнюю электричку они, слава богу, успели.
Ниночка даже пробежала по периметру в поисках любых подсказок, кто это мог сделать. Не то, чтоб ее очень волновала смерть инженера. Все когда-нибудь умрут. Больше в данном случае имелся свой, шкурный интерес. Сейчас она вернется в город, а со дня на день объявится Вадим. И так уже долго не было. Что ему сказать?
В последнее время Нина стала опасаться этого мужчину. Он вдруг начал проявлять излишнюю жестокость в общении. То запястье схватит так, что синяки остаются. Приходится потом выбирать кофточку с длинным рукавом. То за волосы потянет. А выражение лица такое…Будто он с огромным, просто огромнейшим удовольствием Ниночку задушил бы. Голыми, между прочим, руками.
Последний раз, когда они спали вместе, Нина Ивановна проснулась от того, что ей стало очень неуютно. Даже во сне. Открыла глаза и от неожиданности тихо вскрикнула. Вадим сидел рядом, сложив ноги под себя. Он внимательно смотрел на Филатову. Все это молча, в полной тишине и полумраке. Ниночке в тот момент показалось, будто любимый некогда мужчина размышлял, как удобнее ее убить. Поэтому она опасалась сообщать Вадиму новость о смерти Маслова, у которого надо забрать чертежи. В том числе, опасалась признаться, что чертежи в доме были, но Ниночка просто побоялась их взять. Так-то убийство.
Распрощавшись с Игорем, Филатова бегом побежала домой. Она хотела принять душ и смыть с себя этот запах. Возможно, запаха не было, но Ниночке казалось — точно был. Запах мертвого тела.
Они не трогали Маслова, не прикасались к нему, однако Нине Ивановне мерещилось, будто от нее воняет. К счастью, хотя бы Ведерников успокоился. Не бился больше в истерике. А то Ниночка думала, что рядом с Масловым его посадит. Сначала прибьет. Сама. А потом посадит.
Все время, пока Филатова изучала дом, Игорек выл без перерыва. Как стопроцентный псих. Просто сидел на одном месте, прямо на полу, раскачивался из стороны в сторону и тихо скулил.
— Слушай, я все понимаю, не каждый день мы находим трупы, но что за странная реакция? Нервы совсем расшатались? Не мы же его убили, в конце концов…
Нина не успела договорить, а Ведерников завыл еще громче. Она его своими словами будто вдохновила на очередной виток истерики.
В итоге пришлось просто подойти, чтоб изо всех сил ударить друга по лицу. Затем вытащить на улицу, и из шланга минут пять лить ему на голову ледяную воду. Только после этого Ведерников взял себя в руки.
Правда, был молчалив и на прощание лишь кивнул. Замкнулся на фоне стресса, судя по всему.
Пока они тряслись в полупустой электричке, Ниночка бормотала Ведерникову в ухо наставления. Что не нужно переживать. Не надо считать
