мерзость и освободить сотни молодых и здоровых мужчин и женщин, детей).
Решаясь для начала немного пощипать работорговцев, Ринат даже представить не мог, во что выльется его небольшой поход. Думал, немного порезвится со своими людьми, покажет себя перед ними, освободит десяток пленников. Оказалось, же все иначе.
Во время разгрома одного из многих лагерей ловцов Ринат узнал, что на побережье Кавказа в турецких крепостях скопилось множество пленников. Их со дня на день должны были переправить на материковую Порту. Счёт шел на дни. К тому же стало известно, что в руки работорговцев попала младшая дочь самого командующего Кавказской линией Вельяминова. Можно ли было упускать такой козырь из рук? Пусть и такой колючий козырь. Естественно, ответ «нет». За возможность дружбы с таким человеком нужно было хвататься руками и ногами.
И Ринат «дал» жару. Заставил людей из своего отряда связаться со всеми своими кулаками из числа русских военных. Ему был нужен выход на самого Вельяминова. Кулачество сработало, как нельзя лучше. За неполные сутки он вышел сначала на казачьего сотника одного из охранных полков, через него на полкового командира. Последний помог поговорить с капитаном из штаба Кавказской военной линии, который уже и передал письмо Шамиля командующему с интересным предложением. Ринат особо не мудрствовал: предложил спасти его дочь и всех, кто подвернётся под руку. От Вельяминова нужно было лишь договориться с капитанами парочки кораблей Черноморской эскадры, что патрулировала побережье Крыма. Расчет был незамысловат и точен: атаковать крепости с гор глупо, лучше сделать это смотря. Туда постоянно, и днём и ночью, прибывают сотни суденышек с пленными, которых ждут с распростёртыми объятиями местные перекупщики. Стать ими на время — дело плевое. Русские моряки же должны были в нужный момент оказать огневую поддержку.
Все получилось, как нельзя лучше, что в очередной раз доказало — иной, на коленке сделанный план, в сотни раз лучше месяцами вымученного. Вельяминов шепнул словечек своему двоюродному брату, командующему Черноморской эскадрой, и через пару дней два русских сорокапушечных фрегата «случайно» отклонились от традиционного маршрута патрулирования. Ещё через сутки у одной приметной скалы они приняли на борт почти пять сотен вооруженных до зубов горцев и к ночи подошли к первой крепости. В итоге, каждый из османских портов-городов, живущих за счет работорговли, был взял едва ли не «со спущенными штанами». Освобождено больше двухсот пленников, большей частью молодых черкешенок, русских мальчиков и девочек, приготовленных к отправке на невольничьи рынки Стамбула. Нашлось десятка два русских солдат и даже четверо моряков, обманом захваченных в одном из селений. Попутно, куда уж без этого, нападавшие немного потрясли и османских купцов, а точнее их мощну. Натрясли весьма прилично: захваченное серебро едва уместилось в переметных сумках на двадцати лошадях. Командиры обоих русских кораблей, которым тоже знатно перепало, после этого так долго трясли руку имаму Шамилю, словно он был их лучшим другом или даже родственником. Главной же ценностью стала дочь Вельяминова, белокурая девица с огромными глазами, предназначенная, по слухам, в гарем самого султана. После этого осталось передать дочь безутешному отцу.
Собственно, именно этим сейчас Ринат и занимался. В сопровождении небольшого отряда он неторопливо двигался на встречу с генерал-лейтенантом Вельяминовым.
Две группы всадников встретились на развилке трех дорог, который давно уже служил и у горцев, и русских местом обмена пленниками. Здесь проходили и встречи кунаков, и заклятых врагов, и даже разворачивалась торговля разными мелочами — железными иголками, нитками и другими заводскими изделиями, столь нужными для горского быта.
От каждого из отрядов отделилось по всаднику, которые поскакали на встречу друг другу. Приблизившись, смерили один другого взглядами, затем негромко обговорили условия встречи «первых» лиц. Когда их разговор затянулся из-за излишней горячности обоих посланников, Ринат плюнул на все и тронул поводья. Решил сам ехать. Не хватало еще, чтобы из-за каких-то молодых дураков, не наигравшихся еще в войну, все сорвалось.
Едва его жеребец пересек четверть пути, разделявших оба отряда, как из-за спины раздался негромкий женский вскрик.
— Папа! — по припорошенной снегом земле бежала невысокая девушка в одежде знатной горянки. Развивался подол широкого верхнего платья, богато отделанный серебряной вышивкой. То взлетали вверх, то опускались вниз рукава с манжетами, украшенными причудливой растительной вышивкой. Тонко звенели массивные украшения из монет, в большом числе крепившимися к широкому поясу девушки. — Папа! Папа!
Всадник, что медленно двигался навстречу Ринату, вдруг стремительно рванул вперед. За какие-то мгновения вороная русского командующего оказалась в десятке шагов от бегущей девушки. Сам он уже был на земле. Все это произошло так быстро, что и опомниться никто не успел
— Папа, папа, папа, — не переставая повторять, всхлипывала девица. Вцепившись в отца, она никак не хотела его отпускать. Тот, обнимая в ответ, что-то тихо шептал. — Папа…
Когда же чуть успокоившуюся девицу увели, Ринат смог получше рассмотреть генерал-лейтенанта Вельяминова, того, с кем он связывал немало своих будущих планов. Это был весьма высокий, крепкий мужчина с резкими чертами лицами и довольно жестким взглядом. Крупный, выдающий нос, намекавший о грузинских корнях генерала, напоминал клюв хищной птицы. Движения, жесты имел порывистые, размашистые, словно пытается нанести удар или, наоборот, отбить таковой. Было видно невооруженным глазом, что он никому не привык уступать и во всяком вопросе имел свое мнение.
Вельяминов подошел к Ринату вплотную, оказавшись на расстоянии вытянутой руки. Некоторое время молча стоял и сверлил его взглядом, который мог обещать что-угодно — и хорошее, и плохое. Наконец, он вскинул голову и протянул руку.
— Сударь, — негромко начал командующий. — Вы спасли мою дочь от самого страшного, что могло ее ожидать — от бесчестия. Я никогда этого не забуду.
Ринат молча кинул, крепко пожав протянутую руку. На лице его во время этого не дрогнул ни один мускул, хотя внутри него все ликовало. Рукопожатие было знаком признания, отношения, как к человеку своего уровня. В этом времени поприветствовать таким образом особу, занимающую должность командующего Кавказской военной линией, мог весьма и весьма ограниченный круг лиц.
-…Думал, уже не увижу ее. Супруга, вообще, слегла, — тяжело ему давался этот разговор. Ширились паузы между словами. Видно, правда, уже успел похоронить дочь. — Даже об этом думать стал, — мужчина горько усмехнулся и кивнул на пистолет, притороченный в кобуре к седлу. —… Хм, господин имам… Думаю, вы чего-то хотели попросить, — замолчал и выжидательное посмотрел на Рината. Мол, давай, проси, чего хочешь, раз такое случилось.
Именно такое мнение и читалось на лице Вельяминова. Правда, Ринат и тут смог его удивить.
— Нам ничего не нужно от вас, господин генерал-лейтенант. Ничего… — усмехнулся Ринат, разводя руками. — Ничего, кроме вашей дружбы. Я не шучу. Дружба между нами — это залог дружбы между нашими народами.
Его слова были чистой правдой. Договоренности с Вельяминовым должны были обеспечить Кавказу пусть временный, но мир. Прекращение военных действий позволило бы вывезти с территории России абсолютно легально и новых ремесленников, ученых, военных, и станки, оборудование. Эту мысль Ринат и постарался донести до генерал-лейтенанта.
—… Я не хочу войны и мой народ не хочет войны, — ответом ему был скептический взгляд. Мол, не надо ему рассказывать сказки о том, что горцы желают мира. Кавказ всегда воевал и будет всегда воевать. — Везде есть те, кому по душе воевать, а не жить мирно. Такие люди есть у нас и у вас. Разве не так? Или я не прав⁈ — Вельяминов молчал. Сказанное было правдой и возразить на это было нечего. — Горцы воюют по двум причинам — таковы традиции, во-первых, и от безнадеги, во-вторых. Оставим пока традиции в покое. А по второму, господин генерал-лейтенант… На Кавказе земля такая, что жрать бывает нечего — голый камень, ничего не растет толком. Понимаешь? От голода детей в рабство продают. А тут еще тебе говорят: хочешь хорошего коня, дорогое оружие, горячую жену, отними, напади, убей. Как тут устоять? Поэтому пацаны берут дедовские шашки и идут на большую дорогу или в соседний аул, чтобы барахлом разжиться, — в глазах военного, кажется, начало появляться
