будто из ниоткуда. И я весь напрягаюсь, потому как я же её русским языком просил! Ну, зачем она еще детей впутывает… в игру, правил которой, возможно, сама не знает.
– Папа! – заходится в восторге Данька. – Мы же можем остаться? Мы уже большие, с нами ничего не случится. Ну правда, папулечка…
– Я не уверен, что мы останемся еще на одну ночь. Точнее, гораздо более вероятно обратное, поэтому…
– Они просто поиграют здесь, пока ты все решишь. Не думаю, что для мальчиков будет лучше ходить за тобой хвостиком.
Хочется сказать, что тебя вообще никто не просил на этот счет думать! Не интересовался твоим мнением, и так далее… Но пацаны смотрят на меня с такой надеждой! А у них Лизины глаза.
– Их привезут, куда скажешь, когда ты освободишься, – искушает Дина.
– А что вы будете есть?
– Я что-нибудь приготовлю.
– Ты? – срывается с губ невольно.
– Ты же вчера не отравился. Я умею готовить.
Возможно. Я был в таком состоянии, что не помню вкуса того, что ел. Одного не пойму – зачем ей готовить. Не то чтобы это так уж меня волновало.
– Хорошо. Ну, я тогда пойду…
– Не торопись. Позавтракай, выпей кофе.
Хрень какая-то. Мы тут, что, снимаем рекламу майонеза?
– Я спешу. Такси сюда будет ехать тысячу лет, - отмазка так себе, но мне бы не пришлось выдумывать предлогов вовсе, не припри она меня к стенке своим предложением. Совместных трапез мне за глаза хватило вчера.
– Тебя отвезет водитель.
– Я не хочу никого утруждать.
– Если у тебя есть права, можешь сесть за руль сам.
Права у меня есть. Я первым делом их получил, когда мне восемнадцать стукнуло. А батину машину на грунтовках, со всех сторон опоясывающих дачи, я научился водить, когда мне не было и четырнадцати. Но разве в этом дело?
– Мне надо погонять одну красотку, чтобы аккумулятор не сел. К тому же так в случае чего будет легче улепетывать от военкома.
Лишь сидя за рулем Дининой бэхи, на полпути в город я понял, что она помаленьку тихой сапой в то утро все выкрутила по-своему. Я и кофе выпил, и съел гребаный бутерброд, и взял ее тачку, затолкав куда подальше собственную гордость. Потому что так действительно гораздо удобнее и быстрее. Быстрей решу дела – быстрей навсегда с ней попрощаюсь.
Правда, быстро порешать не выходит. Адвокатша вообще переносит встречу, сославшись на срочный вызов в суд, и в SPA тоже все идет через жопу. Обычно адекватный хозяин на этот раз говняется, как последний мудак. Нудит, что я руки ему выкручиваю, что запись у меня слишком плотная, что ее не перекинуть на других массажистов. И вообще, чего это я, такой-сякой, не спешу отдать дань родине. Тут я вспомнил, что Григорьевич на закате совка отслужил в ВДВ и очень по этому поводу собой гордился. Сцепив зубы, я напомнил ему о двоих шестилетках, которых в одно рыло тяну. Григорьевич поцокал языком. В отпуск отпустил, но за свой счет. А в фитнесе я и вовсе работаю на процент и без оформления. Так что денег, похоже, в ближайшее время мне не видать. Ну и как жить, спрашивается? Таиться по углам, как беглый каторжник? И детей за собой таскать? Такая у нас перспектива? Как вообще им это все объяснить? А судье, если та про мое уклонение от армейки узнает?
Сам не понимаю, как машина Дины меня привозит к воротам ОЦКБ. Здесь уже двадцать пять лет кряду работает мой отец. Шансов застать его на работе намного больше, чем дома. А может, я просто хочу поговорить без свидетелей. Мама… она все очень близко принимает к сердцу, не хотел бы я, чтобы она волновалась, если батя опять начнет гнуть пальцы.
В отделении меня знают все. Здесь практически нет текучки, поэтому меня встречают как родного. Или еще одного потенциального члена команды, которым я хотел бы, да так и не стал… А теперь уж и мечтать не стоит, наверное. И осознавать это особенно горько в месте, где все только тебя и ждут.
– О, неужто это мой сын… Ты по делу или как? – интересуется отец, когда я, переобнявшись с половиной отделения, все же дохожу до его кабинета.
– Я с просьбой, папа. Выходит, по делу.
– Ах вот как. Пять лет ты к нам носа не сунул, а как пришел, так сразу с просьбами? Ну, молодежь… Тебя-то военком нашел?
– А ты откуда знаешь, что он меня искал?
– Так ведь и ко мне приходили, Федя. Спрашивал, где тебя можно найти.
– Только не говори, что ты им сказал.
– А что, мне надо было врать? Это преступление.
– Ты мог бы ничего не говорить, отец. И это не было бы преступлением. По конституции.
Я встаю, едва опустившись на кресло. Кажется, что все понятно, и больше не о чем нам говорить. Но я все равно сиплю зачем-то:
– Ты же можешь все решить.
– И решу. Ты знаешь мое условие.
Условия я знаю. Проблема в том, что я не могу на них пойти.
– Знаешь, что самое смешное? Ты всегда утверждал, что Лиза погубит мою жизнь.
– Разве я был не прав?
– Нет. Мою жизнь, наши жизни губишь ты, папа. В этот самый момент. Я всегда могу к тебе обратиться? – хмыкаю. – Да как бы ни так.
ГЛАВА 15
Дина
– Дина Владимировна, вам бы поберечься, – за спиной возникает охранник. – Холодает! Вы не смотрите, что солнце светит.
– Угу. Еще пару минут.
– Вы это уже говорили, – напоминает Борис со вздохом.
– Да не переживай ты так. Мы же носимся, как угорелые. Вон, спина мокрая совсем, – отмахиваюсь, глаз не сводя со смеющихся мальчишек, что забрались высоко-высоко по лесенке. – Осторожно! – кричу им, приложив ладони к губам. Сердце сжимается от тревоги и странного щемящего чувства, что сбивает мое дыхание напрочь. Я смотрю на сыновей Феда и как будто вместе с ними возвращаюсь в детство. Кажется, сейчас из дома выйдет мой умерший папка и, притворно грозно подбоченившись, во все горло заорет:
