то здесь эта тишина угнетала. Здесь была мрачная тишина. Тишина, заполненная свистящим шепотом молитв. Тишина, пронизанная холодом подземелья и неясной тревогой. Кузьма вернулся взглядом к алтарю. В глубине его, скрестив руки на груди и глядя прямо перед собой, стоял Ефим. Встретившись с ним глазами, Кузьма вздрогнул. Они оба смотрели друг на друга не отрываясь. Очевидно, Ефим был поражен больше: ему и в голову не приходило встретить здесь Кузьму.
Ефим указал кому-то на Кузьму и сделал неопределенный жест рукой. В то же мгновение Кузьма почувствовал, как кто-то прикоснулся к его плечу. Кузьма оглянулся. Из толпы молящихся вышли двое крепких мужчин и приблизились к нему.
— Пойдем с нами, — сказал один из них.
Кузьма не шевельнулся. «Удрать еще, пожалуй, можно, — думал он, — мужички пошире меня, и бежать по коридору им будет труднее. Дальше тот бородач. Ну, мимо него тоже не страшно проходить. Потом собака. Если не убрали одеяло, то и она не страшна. Одеяло скорее всего не убрали. Кому может прийти в голову?.. Затем забор — и все. А дальше? Если тут же вызвать оперативную группу, то приедет она не раньше, чем через десять минут. Даже если там нет второго выхода, это будет слишком поздно. Все разойдутся, притихнут, и потом долго никого не возьмешь. Разве что Ефима. Да и он постарается ускользнуть. Нужно идти…»
Кузьма шевельнул плечом и сбросил с себя чужую тяжелую руку.
— Куда идти? — спокойно спросил он.
— Покажем…
Его повели мимо распятия с белыми ступнями, провели через алтарь. Кузьма оглянулся на Музыкантова. Тот провожал его тревожным взглядом. За алтарем оказалась еще одна дверь. Снова узкий коридор. Небольшая комната, вероятно проходная. Кузьму остановили и завязали ему глаза черной сатиновой лентой, сложенной в три раза. «Теперь уже не уйти, даже если очень захочется…»
Потом он шел, осторожно ступая и ощупывая ногами почву. Его, бережно поддерживая под руки, заставили спуститься по какой-то лестнице. Машинально Кузьма считал ступени. Всего их было пятнадцать. Наконец ему развязали глаза, и Кузьма огляделся.
…Он очутился в тесном помещении с низким каменным потолком. Это была естественная пещера, неизвестно зачем вырубленная природой в течение многих столетий. Откуда-то снизу до Кузьмы долетал неясный мощный рокот. Будь он человеком верующим, то наверняка подумал бы, что это шумит, грохочет своей дьявольской кухней ад, клокочет смола в гигантских медных котлах, шипит и потрескивает головнями из целых вековых дубов вечный адский пламень. В пещере было пронзительно холодно. По ее стенам и потолку проступила большим, почти сплощ-ным маслянистым пятном сырость. Даже плесень не росла на этих камнях. Ничто живое не смогла вскормить влага, вытекаемая, казалось, из самого чрева земли.
В пещере горела всего одна свеча. Ее света еле хватало, чтобы рассмотреть здоровенный купеческий сундук, занимавший чуть ли не треть всей пещеры, небольшой, старинный, резного дуба стол и несколько прочных армейских табуретов с продолговатым отверстием посредине для их переноски. В пещере, не считая вошедших, находились еще двое. Ефим и незнакомый Кузьме высокий старик. Люди, которые привели Кузьму, сразу же безмолвно удалились. Они остались втроем. Кузьма, не дожидаясь приглашения, уселся на табурете посередине пещеры. Молчание затягивалось. Ефим, склонившись к уху старика, прошептал что-то. Тот понимающе кивнул. Кузьма решил начать разговор первым.
— Долго мы будем любоваться друг другом? — зло спросил он.
Старик удивленно поднял брови, а Ефим внимательно посмотрел на Кузьму.
— Я спрашиваю, долго мы будем играть в молчанку? Мне нужен старший. Это вы? — Он посмотрел на старика в упор. Тот спокойно выдержал свирепый взгляд Кузьмы. Потом, пожевав старческими губами, мягким, словно в его словах не было согласных, голосом ответил:
— У нас нет старших. Разве что по возрасту… Мы все братья, мы все равны в нашем братстве. Если у тебя есть что сказать, говори нам. Я буду рад, если это так. Но для этого тебе придется быть чуть уважительнее. Я не говорю о брате Ефиме, но уважать мои седины ты должен.
— Я не хочу разговаривать при нем, — сказал Кузьма, кивнув в сторону Ефима.
— Тебе придется разговаривать при нем, — мягко возразил старец.
— Ну хорошо, — с неохотой согласился Кузьма. — Начнем по порядку. У вас своя компания — у меня своя. Жили мы, не замечая друг друга. В один прекрасный день случайно интересы наши переплетаются. Возникает некоторое согласие. Намечаются планы. Пьется вино, и все улыбаются друг другу, потому что все довольны. Но я-то стреляный воробей, я-то чувствую, что кому-то уже намозолил глаза и что меня могут удалить, словно соринку из того же глаза. Но думаю, пока… пока не будут этим заниматься, а потом можно будет договориться. На всякий случай предупреждаю свой народ. «Будьте, — говорю им, — осторожнее. Чем черт не шутит…» И вот я прихожу к вам, чтобы выяснить, долго ли мне жить с оглядкой? Долго ли мне еще ждать от вас всякой подлости?
— Врет он все, — равнодушно вставил Музыкантов.
Старик и Ефим повернулись к вошедшему. Кузьма вздрогнул и осекся.
* * *
— Теперь давайте попробуем разобраться во всем по порядку. — Меньшиков отодвинул в сторону бумагу. — А вы лучше, — он кивнул Монастыреву, — возьмите карандаш и записывайте. — Он подсел поближе к капитану и заглянул в его пустой блокнот, приготовленный для записи.
— Значит, так: некто Спиридонов в 1963 году в Иркутске совершает ограбление магазина и убийство сторожа, оказавшего бандиту сопротивление. Затем он исчезает, оставляя жену и трехлетнего ребенка… Работникам уголовного розыска прекрасно известны его приметы, но сам Спиридонов исчезает совершенно бесследно. Затем в Иркутский уголовный розыск поступает заявление от охотника-промысловика Владимирова. В нем говорится, что в самом конце зимы, проходя по берегу быстрой речушки, в том месте, где из-за крутых порогов она не замерзает, он обнаружил рюкзак, повешенный на сук прибрежного дерева. В рюкзаке оказались продукты, деньги и документы на имя Спиридонова. На место выехал следователь и определил, что, вероятнее всего, Спиридонов поскользнулся на сплошной наледи, образовавшейся от брызг, и съехал в воду. Наверное, он хотел набрать воды из реки, так как неподалеку был найден котелок, который Спиридонов скорее всего выронил, потеряв равновесие. На этом дело Спиридонова было закрыто. А примерно в это же время в вашем, Монастырев, городе появляется Даниленко. Причем паспорт у него иркутский. Но что самое интересное? Я разговаривал с Иркутском по телефону вслед за тем, как товарищи из иркутского управления получили мой запрос и фотографии Даниленко. Они не задумываясь опознают в нем Спиридонова.
