всегда меня защищала и от моих погодок, и от своих. Да от всех, от кого могла. Заступалась, пока я сама не подросла и не научилась тем звериным приемам, которые только и могут тебя спасти в некоторых ситуациях.
— А чего тогда такая хмурая? Мама? — в голосе подруги появилась озабоченность. — Все плохо?
— Не то, чтобы… Пока стабильно, но…, - я зажала глаза ладонями, чтобы не разреветься. — Но прогноз плохой.
— Вот блядство! — в сердцах воскликнула Амаля.
— Не матерись! — по привычке одернула ее и засмеялась сквозь подступающие слезы — всегда так было, Амаля ругалась, я ее воспитывала. Даже сейчас не удержалась.
— Да ну тебя, училка — нудилка! Мне можно, у меня хронический стресс. Что врачи говорят? — деловито поинтересовалась подруга. — Может как-то сюда ее можно, а Америчку? Я тут уже кой-какими связями обросла, можно попробовать. Правда санкции эти блядские! Но что-то можно попробовать…
— Амаль, ну какая Америка. Я на Израиль-то не могу найти денег, хотя тут все уже готово и ждут. Только заплати и приезжай. А Америка твоя — где она?
— Мирка, я тебе свои накопленные пришлю, ты не думай даже! У меня там не так много, но хоть что-то, — от сочувствия в Амалином голосе мне захотелось рыдать — она ведь, правда, последнее пришлет. Еще и взаймы наберет, чтобы мне помочь. И будет потом по двадцать часов в сутки работать, чтобы долги раздать.
— Не надо, — твердо проговорила я. — Ты таким трудом их зарабатываешь, что я даже взаймы у тебя эти деньги никогда не возьму.
— Не дури, подруга! — рявкнула Амаля и замолкла, наткнувшись на мой взгляд.
— Ладно, какие еще есть варианты? — проворчала после паузы. — Дима, как я понимаю, не вариант?
— Мы с ним разбежались, — призналась я, и съехидничала: — Да если бы и не разошлись, он вряд ли дал бы мне свои деньги — он же на машину копит.
— Ну, это ты зря, — глубокомысленно заявила подруга, — вдруг в нем что-то благородное и светлое проснется, когда узнает зачем деньги. Карму свою почистит этим жестом.
Я только хмыкнула, а Амаля продолжила:
— Нет у тебя богатого клиента, случайно? Ходить к психоаналитикам в России только богачи могут себе позволить. Занять бы у него или неё денег, а, Мирка?
— Да даже если и есть, я к ним не пойду ни с какими просьбами. Так сделать — потерять клиента и репутацию напрочь. Слухи мигом пойдут и все, прощай моя практика, а вместе с ней и заработки, — я отвернулась, не в состоянии смотреть на подругу.
— Ну а тот красавчик, с которым ты дважды на свидание сбегала? — не унималась Амаля. — Он что, не поможет?
— Я завтра собираюсь ему позвонить, — кивнула я.
— А чего завтра — то? Сейчас и звони — договаривайся о встрече и спрашивай, — решительно скомандовала боевая подруга и зевнула.
— Блин, ненавижу в ночную смену работать в Америке. В России лучше — хоть как, но поспишь ночью. А тут везде камеры, не приляжешь. Да кого там, поссать и то лишний раз не сходишь, сразу штрафы и бонусы снимают, суки америкосовские.
— Так чего ты там сидишь?
— Как чего, денежки зарабатываю, — Амаля снова сочно зевнула, и без всякого перехода, жестко, как она умела, спросила: — О чем ты умалчиваешь, а подруга? Я же по глазам вижу, что-то гнетет тебя.
— Давай, выкладывай! — потребовала, послушав мое смущенное молчание. — Мужик какой-то, что ли появился? Это тот, с сыном которого ты нянькой подрабатывала?
— Да не появился, а…, - и поймала себя за язык, не зная, готова ли рассказывать о таком.
— Мирка, ну ты чего? Мы же с тобой и Крым, и рым прошли. Под одним одеялом в детском доме от холода спасались. Один кусок хлеба на двоих делили, а ты жопишься мне рассказать, что там у тебя происходит. Думаешь я не вижу, что ты сама не своя уже сколько дней? Колись давай!
И я вдруг, как на духу, рассказала ей про Славинова и его предложение. Только его фамилию не назвала. Все, с самого начала расказала. Начиная от идиотского ресторана с медведем и до вчерашних поцелуев на задней веранде дачи. Про контракт, про деньги, обещанные за него. И про то, что у меня есть выбор — спать со Славиновым, или не иметь дела вообще ни с кем из мужчин. Эдакий «контракт на верность»
Рассказала, как нас застукал Данька. Как прыгал вокруг нас, сияя глазами и вереща, что раз мы целуемся, то теперь муж и жена. А я значит его мама…
— Ну и…? — недоуменно поинтересовалась Амаля, когда я выпалила последнюю фразу. — В чем вопрос-то? Мирка, вот решение твоей проблемы, о чем тут думать?!
— Да ты не поняла, что ли?! — зашипела я. — Он меня как товар какой-то покупает! Мне или с ним спать, или ни с кем. И детей или от него рожать, или, скорее всего, бездетной остаться!
— Слушай, Мирка, ты сколько еще такой идеалисткой будешь жить? — вдруг с яростью проговорила Амаля. — Ты считаешь, что лучше от твоего Димы родить? Или от такого, как мой Толик, чтоб у него яйца отсохли и на землю упали, а потом по ним автобус проехался?!
Амаля резко замолкла, словно подавилась. Потом, уже спокойнее, спросила:
— Он что, совсем урод? Старый, толстый, в бородавках и импотент?
— Нормальный он! Молодой и не уродливый. А насчет импотента, откуда мне знать, если мы только целовались! — отчего-то меня обуяла злость, что Амаля так подумала про Славинова.
— Ну целоваться-то понравилось? — ехидно протянула подруга и захихикала. — Судя по тому, как ты сейчас вздыбилась, мужик тебе вовсе не противен. Так чего ерепенишься — подписывай контракт и пакуйте с мамой вещички в Израиль!
— Амаль, ты по-прежнему не понимаешь? Это ведь хуже, чем… проституткой стать — тех хоть клиент выбирает по принципу «понравилась-не понравилась». Понравилась — выбрал, попользовался и денег заплатил. Не понравилась — свободна.
А на меня ему сын указал. Сама я олигарху вообще не нравлюсь. Он на меня знаешь, как смотрит? Словно я какая-то невиданная, нелепая зверюшка. У него в глазах один холод и недоумение, даже просто симпатии нет. Вот и получается, что пользоваться мной он будет через силу, а я буду всегда знать об этом. И рожать от такого человека, это… совсем уж дно, знаешь.
— Да что ты знаешь о дне, девочка?! — вдруг ледяным голосом рявкнула Амаля. — От насильников рожают и потом любят своих детей! От убийц, от садистов… И любят!
— Нас с тобой любили, да,
