За шумом дождя и собственными метаниями по кухне, Аня не услышала, как он пришел, и сначала даже испугалась, услышав неясное шуршание. Потом вспыхнул тусклый свет настенной лампы в коридоре, и она увидела Диму. Его спокойный, уверенный голос словно вернул ее к жизни.
— Ты чего в темноте сидишь? — удивленно спросил он, застыв на пороге и вглядываясь в полумрак кухни. — Что-то случилось?
— Просто боюсь включать свет во время грозы, — поспешно объяснила она, выходя в коридор.
Дима вымок под дождем. Футболка прилипла к телу, капли воды поблескивали на волосах и лице.
— Ну и погодка, — вздохнул он, скинув ботинки, с которых уже прилично натекло воды.
— Быстрее раздевайся, а то заболеешь, — засуетилась Аня и бросилась в ванную за полотенцем. Когда она вернулась, то увидела, что Дима уже скинул футболку и стаскивает промокшие брюки. Аня тут же принялась вытирать его шею, плечи, спину и не сразу обратила внимание, что он замер на месте и пристально смотрит на нее.
Пальцы ее сами собой разжались и выпустили края полотенца, которое так и осталось висеть на плечах мужчины.
— Я сейчас чай сделаю… с лимоном и малиной, — смущенно отводя глаза, пообещала она, намереваясь кинуться в кухню, но не успела отступить и на пару шагов, как Дима за руку притянул ее к себе.
— Не надо чай, — все также безотрывно глядя ей в глаза, просто сказал он и, неожиданно наклонившись, принялся целовать Аню в губы. От его резких, решительных действий она на мгновение опешила. Застыла на месте, словно деревянный болванчик, и изумленно моргала. А он нежно касался губ, постепенно углубляя поцелуй, и все крепче прижимал ее к себе. От его прикосновений бабочки в животе снова расправили крылья и принялись отчаянно порхать, а ведь еще вчера казалось, что их уже ничто не сможет оживить. Странное оцепенение прошло, и Аня вдруг поняла, что вот он, ответ на вопрос, так мучивший ее еще этим утром. Дима хочет быть с ней! Он ее не бросит!
Наконец, очнувшись, она подалась навстречу мужчине, раскрыла губы в ответном поцелуе, осмелев, обвила руками шею, дотронулась пальцами до влажных волос. Без каких-либо вопросов послушно последовала за ним, когда он потянул ее в спальню, вместе с ней медленно опустился на кровать. Продолжая целовать ее нежно и страстно, спустился к шее, ключице, на миг отстранился, чтобы избавить ее от домашнего платья. Уже по-хозяйски ловко справился с замочком бюстгальтера, получив в свое распоряжение две упругие округлости, на которых и задержался на короткое время. Напряжение внизу живота нарастало и нарастало. Как же быстро ему удавалось настроить ее на нужный лад! И вот даже после этих легких ласк ее тело уже чуть ли не извивалось под ним, требуя развязки. Но где-то на краю уже почти отключившегося сознания все же мелькнула мысль, что снова может закровить, и тогда его белоснежная простынь будет безнадежно испачкана. Аня нащупала сбоку от себя полотенце, которое упало с плеч Димы, и на всякий случай подложила его под себя.
Когда мужчина насытился ласками и приступил к главному, Аня от восторга так вцепилась ему в спину, что он растолковал это по-своему:
— Больно?
Она замотала головой, не в силах молвить ни слова. Так ей было хорошо! Абсолютно все мысли канули куда-то в бездну, все сомнения и тревоги застилала пелена счастья. И сейчас ей уже было неважно, сколько времени продлятся их отношения. В эту минуту она принадлежала только ему, и, кажется, ничего значимее в ее жизни никогда не было.
Он двигался внутри нее, то замедляя, то ускоряя темп, чуть приподняв ее бедра, чтобы проникать глубже. Аня все сильнее выгибалась ему навстречу, уже не сдерживая стонов, которые просто не в силах была сдержать. Яркие, неведомые ранее ощущения доводили ее до беспамятства и грозили напрочь лишить сознания. И вот, в какой-то миг, мир буквально рассыпался у нее на глазах и просто перестал существовать.
В комнате царил полумрак. Из приоткрытой двери на лоджию доносился шум дождя, веяло прохладой, а они лежали, прижавшись друг к другу разгоряченными телами, с трудом переводя дыхание.
— Прости, что так накинулся на тебя, — мягко сказал Дима несколько минут спустя, проведя рукой по ее щеке, и притянул к себе для поцелуя. — Не смог сдержаться.
— Не представляешь, как я об этом мечтала, — улыбнулась она, со всей страстью отвечая его губам.
— Не жалеешь? — вдруг спросил он, словно ему было очень важно знать, что она думает.
Аня покачала головой.
— Ты лучшее, что было в моей жизни.
Глава 22— Юль, я не понял, это что еще за цирк?
Воронов со смешанным чувством растущей злости и плохо осознаваемого ужаса оглядывал опустевшую квартиру. Его повергли в шок даже не оголенные плечики в шкафах, пустые полки и сундучки из-под игрушек дочери, сколько то, что в квартире стояла гулкая тишина. Как будто вымерли все. С мертвенной тишиной в квартире у него были плохие ассоциации.
Усиленно борясь с поглощающей его тревогой, Саша вытащил телефон, набрал номер жены. С замирающим сердцем подумал, что она не ответит, кинет в блок, словно последним росчерком пера вычеркивая его из своей жизни, но к своему облегчению, услышал Юлькин голос. К нехорошему, все же, облегчению.
— Саша, я тебе говорила, что я уйду, и если бы ты меня слышал, то сейчас бы не удивлялся, — слова жены били по голове как язык колокола по его куполу. От этого мозг просто взрывался и отказывался мыслить рационально. Неуправляемые, разношерстные эмоции, захлестывая, били через край.
Да, говорила, но он не воспринимал ее слова всерьез. Казалось, она, как и любая другая жена, больше набивала себе цену, пугала, манипулировала. Куда она с двумя детьми, да еще и от мужа-силовика?! Высокопоставленного силовика! Он же ей такую жизнь может устроить, что мама не горюй. Каким местом она думает?! Или у нее есть равный ему по силе защитник?!
— Где ты сейчас?! — он, в отличие от Юльки, голосом владел с трудом. Так и хотелось сорваться в крик, останавливало лишь осознание — он не на работе, и здесь его властность может легко обломаться о Юлькино упрямство. Ему ли не знать. Но и долго терпеть он не станет. — Где дети?!
Она держала паузу, отчего Воронов моментально стал закипать.
— Саш, ты сейчас зол, — Юля давно научилась его чувствовать, даже на расстоянии, — и я не хочу, чтобы дети видели тебя в таком состоянии. Я не хочу видеть тебя в таком состоянии, — она сделала акцент на себе. — Давай, ты успокоишься, и потом я скажу тебе свой новый адрес.
