совет», – вопрошаю я эфир. И свыше мне посылают ответ. «Малышка, все хорошо». И больше ничего, но и этого достаточно. Я откладываю ручку и бумагу. Завтра я снова сяду писать.
Чередуйте жанры
Снова пасмурно, небо затянуто тучами. В Санта-Фе сезон дождей, и каждый день после обеда начинается ливень. Крошка Лили беспокоится, чувствуя приближение дождя. Ей, как и мне, больше по душе солнце. Сегодня погода подвела, так что пришлось включить свет. Теперь достаточно светло, чтобы писать – этим я и займусь. На этот раз моя тема: смена жанров.
Взглянув на мою библиографию, можно убедиться, что я испробовала множество жанров: от детективного романа до романтической комедии, от молитвенников до пьес, от сборников рассказов до руководств по самопомощи. Я писала из любви, перескакивая с одного жанра на другой и мало задумываясь о том, что менять литературную форму якобы рискованно. Как правило, я пишу на авось, не оформляя договор заранее, и опубликованы были все мои книги, кроме двух. Я не привыкла осторожничать, придерживаясь одной литературной формы и пытаясь гарантировать себе успех. Вместо этого я следую за музой и пишу то, что хочет быть написанным. Благодаря этому творчество мне никогда не надоедает. Работа над каждой книгой развивается по особому пути.
«Джулия, ты такая храбрая», – порой поддевают меня. Но следуя за музой, я вовсе не чувствую себя смелой. Я скорее проявляю покорность, двигаясь вперед по указанному ею пути туда, куда меня влечет вдохновение. Такое повиновение приносит с собой счастье. Мне в голову приходит мысль: «Да! Я бы с удовольствием попробовала», – так я и делаю. Мои планы на семестр, перегруженный добросовестной преподавательской работой, разбились вдребезги, когда я начала писать детективный роман «Темная комната» (The Dark Room). Моя муза хулиганила и стремилась не к свету, а во тьму. Смена темпа и настроения, желание избежать образа Святой Джулии, разрушить стереотипы о себе. Я была на седьмом небе. После детективного романа я переключилась на романтическую комедию. Моя муза устала от мрака, ей хотелось немного юмора. В романе «Призрак Моцарта» его было хоть отбавляй. Я работала над ним с огромным удовольствием, зачастую во весь голос хохоча над выходками своих персонажей.
От романов я перешла к пьесам, а следом – к обучающим руководствам. В каждом жанре меня привлекало что-то свое. Газета «Нью-Йорк Таймс» прозвала меня «королевой перемен». Я с радостью приняла этот титул, продолжая публиковать на своем сайте juliacameronlive.com произведения разных жанров – от драматургии до поэзии, от мюзиклов до музыкальных композиций. Я знаю: найдутся люди, которые скажут, что менять жанры не стоит, и лучше подстраховаться, чем потом пожалеть. Но мой собственный опыт подсказывает мне, что творчество сохраняет новизну, когда автор следует за музой, а не за рыночными тенденциями.
Пишем от руки
Наступает ночь. Темнеет. Из-за гор выглядывает растущая луна. Я вожу ручкой по бумаге. Одна мысль тянет за собой другую. В этом магия письма от руки: с каждым росчерком я продвигаюсь на шаг вперед. Я пишу эту книгу от руки, одно эссе за другим. Так же была написаны мои книги «Слушай как художник» (The Listening Path) и «В поисках мудрости» (Seeking Wisdom). Мне комфортно писать от руки, и я надеюсь, что эта легкость отразится на бумаге.
Сегодня на небе висит лукавая растущая луна. Она сулит новые начинания. Взявшись писать, я рассказала о ней в надежде, что, подобно луне, мое эссе однажды станет полным. Я хочу, чтобы оно получилось особенно убедительным. Я твердо верю в ценность письма от руки и хочу убедить в ней других. Да, я знаю, что печатать на компьютере быстрее, но, полагаю, скорость – это не то, к чему мы стремимся. Чего все мы ищем, так это глубины и искренности. Мы хотим точно выражать свои мысли. Этого можно добиться, если писать от руки. Предположим, вы делитесь своим мнением о чем-либо. Печатая, вы, возможно, сформулируете его так: «Я нормально к этому отношусь». Если же вы пишете от руки, у вас есть время задаться вопросом: «Что я имею в виду под словом “нормально”?» Звучит туманно, а чувства вполне конкретны. Взяв ручку и бумагу, мы начинаем выражаться точнее. Записывая свои мысли от руки, мы поддерживаем нужный темп. Не опережаем их и не отстаем. Рука двигается размеренно, словно подсказывая нам каждое следующее слово. Произведение расцветает на глазах. Взяв ручку, мы налаживаем контакт со своей высшей сутью, с той интуитивной искрой, что нас направляет. Нас осторожно и умело ведут. Наш путь безошибочен.
Утренние страницы учат нас следить за нитью собственных размышлений. Они отражают ход нашего мышления. Двигаясь от мысли к мысли, мы убеждаемся, что это универсальный навык. Утренние страницы готовят нас к работе над задуманными произведениями. Мы учимся находчиво и ловко переходить от идеи к идее. Мы вырабатываем внутренний слух, который нас направляет. Учимся записывать каждую следующую мысль, не сомневаясь в себе лишний раз.
Перестаем прерываться на умственные «перекуры». Многие на собственном опыте убеждаются, что стоит замедлиться, и работа начинает спориться. Стопка написанных от руки страниц растет.
Рукописным черновикам свойственна связность. Как неожиданный подарок порой приходит ясность изложения. Словно невозможно лгать, когда пишешь от руки. Печатая на компьютере, немудрено пропустить мимо глаз недосказанность, а письмо заставляет нас проявлять большую честность. Мы полнее осознаем свое авторство, и оттого пишем правдивее. Эта честность помогает наладить связь с читателем. Он чувствует нашу искренность. Уязвимость притягательна.
Психиатр с Манхэттена по имени Жанетт Эйкок привыкла писать от руки, потому что это позволяет ей делать более точные заметки о своих клиентах. «Я занимаюсь психиатрией вот уже тридцать шесть лет, и всегда пишу от руки. Так я не забываю упомянуть те детали, которые могла бы упустить, если бы печатала». Прижав ладонь к груди, Эйкок добавляет: «Когда я пишу от руки, то описываю, как пациент выглядит, какое настроение царило во время приема. Благодаря этому мне удается ближе познакомиться с пациентом. Я знаю о нем вот столько, а потом узнаю еще столько же». Она жестикулирует, поднимая руки высоко, а
