как в 1793 году Англия и Франция объявили друг другу войну. Акт о запрете работорговли, несмотря на значительное большинство, полученное в Палате общин, а также на блестящую речь премьер-министра Уильяма Питта-младшего, не прошел в Палате лордов, которая сперва отложила рассмотрение билля, а в 1793 году отклонила его. К этому времени казалось, что революцию в Сан-Доминго уже никак не остановить, и Британская Вест-Индия стала главным бенефициаром краха своего самого могучего соперника. Ямайка немедленно увеличила ввоз рабов148.
Питт-младший делал все для того, чтобы сокрушить французскую революцию на Карибах; он был даже готов воспользоваться Британским флотом, чтобы сделать регион вспомогательным фронтом в войне с революционной Францией. Его правительство отправило в Сан-Доминго огромный экспедиционный корпус, но Туссен-Лувертюр сумел удержать свои позиции, получив из Парижа моральную поддержку революционного Национального собрания Франции. С 1793 по 1796 год правительство Питта послало на Карибские острова в общей сложности шестьдесят тысяч солдат, треть из которых направлялась в Сан-Доминго. Примерно две трети этой армии погибло, по большей части от желтой лихорадки149.
В то время как тысячи британских солдат умерли, а британское правительство впустую потратило примерно двадцать миллионов фунтов на свои карибские военные кампании, у вест-индских плантаторов – многие из которых спокойно сидели в своих британских особняках – все было просто прекрасно. Эта пассивность не придала им популярности в глазах британской публики150. В 1794 году в английских газетах можно было прочесть тревожные сообщения такого рода: «…до тех пор, пока из Англии не прибудет подкрепление, следует ожидать, что британцы будут обязаны эвакуировать население из всех своих новообретенных владений в Сан-Доминго, поскольку среди солдат и моряков на Ямайке смертность, вызванная желтой лихорадкой, столь велика, что уже не осталось достаточного количества бойцов, способных исполнять на упомянутом острове свой воинский долг»151.
Пока британские солдаты в огромном количестве погибали на другой стороне Атлантического океана, а сахарный бизнес продолжал процветать, вопрос об отмене рабства вообще исчез с политической повестки дня. С 1793 по 1806 год Британии с небольшими перерывали удавалось экспортировать в числе своей имперской продукции сахар с Мартиники и Гваделупы, а также с Сан-Доминго, к тому времени уже резко сократившему объемы своего производства. Кроме того, англичане захватили Голландскую Гвиану, Тринидад и Тобаго. Импорт сахара в Британию достиг пика накануне заключения Амьенского мирного договора в 1802 году. Британия практически завладела сахарной монополией на европейском рынке. Даже после того, как некоторые острова были возвращены Франции по условиям мирного соглашения, Британия продолжала контролировать большую часть карибской торговли сахаром, а британские плантаторы и торговцы были уверены, что огромные объемы получаемого ими сахара будет легко продать не только на родине, но и в континентальной Европе. Но для этого им требовались новые поставки африканских рабов, и потому они совершенно не были заинтересованы в запрете работорговли152.
Тем не менее, в 1806 году Континентальная блокада, предпринятая Наполеоном, закрыла и сахару, и другим британским товарам путь на европейский континент. Кроме того, рынок пополнился новыми серьезными производителями сахара, среди которых были Куба, Пуэрто-Рико и Луизиана. В эти годы наполеоновских войн корабли Америки, занявшей позицию нейтралитета, не боялись нападений Франции и ее союзников, таким образом сохраняя возможность доставлять грузы по более низким ценам, чем британские суда. Это также ослабило позиции Британии на глобальном европейском сахарном рынке. Помимо падения цен на сахар и отсутствия доступа к рынкам Европы, была и еще одна причина, по которой британские плантаторы больше не противились запрету на работорговлю: они считали, что, распространившись на всю Атлантику, этот запрет повредит только что зародившимся Кубинским плантациям намного больше, чем британским владениям. Вполне возможно, британские плантаторы просто считали, что у них уже достаточно рабов – и потому с работорговлей можно проститься153.
Тем временем для поставок сахара из Ост-Индии, исчислявшихся уже не жалкими сотнями тонн, а примерно десятью тысячами, переизбыток карибской продукции на британском рынке ничего хорошего не сулил. Его импорт рухнул и полностью восстановился только после отмены рабства в Британской империи в 1834 году154. Вест-Индия по-прежнему оставалась наиболее важным и выгодным заокеанским владением Британии, а ее плантаторы имели все такую же прочную поддержку в парламенте и могли сохранять дискриминационные пошлины на ввоз сахара из Ост-Индии. Они получали поддержку от владельцев британских сахарорафинадных заводов, также заинтересованных в немилосердных пошлинах на традиционный ост-индский сахар – кхандсари – который можно было напрямую продавать в розницу без дальнейшей рафинации. Между тем в 1813 году дополнительная пошлина в 25 % была наложена Британией на весь импорт сахара – кроме того, который поступал из Вест-Индии, что защищало рабовладельцев, которым приходилось приспосабливаться к условиям запрета на работорговлю. Очевидно, что эта мера была призвана подорвать позиции более дешевого сахара из Индии. Пошлины были могущественным оружием в руках тех, кто защищал вест-индский сахар в парламенте155.
Но для индийского сахарного экспорта были и хорошие новости: он по-прежнему находил растущие рынки, в том числе и в континентальной Европе. Поскольку индийский сахар лишь с очень большим трудом преодолевал британскую таможню в течение двух десятилетий с 1813 года, британские торговцы начали отправлять его по морю в Гамбург, тем самым заменив им Францию в качестве главного поставщика Германии. 70 % сахара, выгружаемого в этом немецком «сахарном хабе», поступало из Британии, а половина этого объема происходила из Индии, наряду с возраставшими поставками из Бразилии и с Кубы.
Гамбург не только сохранил свое положение одного из крупнейших мировых центров рафинации сахара – производящие его знатные семьи города, такие как Шрёдеры, в скором времени заложили фундамент для новой банковской сети, охватившей весь мир. Они закрепились в нескольких европейских городах, а их фирмы открылись на американском континенте и даже в Батавии и Сингапуре. Лондонская отрасль этой семейной фирмы сыграла важную роль в кубинской торговле сахаром и в строительстве железных дорог на острове. В первой половине XIX века все большая доля сахара, поступавшего в Гамбург, приходила с Кубы, сперва через Соединенные Штаты, а потом, с 1820-х годов, непосредственно с острова. Кроме того, Гамбург получал все больше сахара из Бразилии156.
Так возникла совершенно новая торговая конфигурация, в которой Французские Антильские острова и Британская Вест-Индия быстро утратили свое положение ведущих поставщиков сахара на европейский рынок. Новые «сахарные пояса», обеспечивающие североатлантический рынок, появились на испанских Карибских островах, в Индии и Луизиане. И последнее, но не менее важное: у тростникового сахара появился новый серьезный конкурент – сахарная свекла. Сахарный мир готовился войти
