Анника молчала весь ужин, видимо, ее мама всем велела не приставать ко мне. Миссис Амесс работает учителем в средней школе и поэтому знает, как правильно себя вести в сложных ситуациях. Как только я перестала плакать, она завела меня в столовую, положила мне еды и сказала есть сколько захочу. Я была голодной, поэтому не стала спорить. Я закидывала курицу, пюре и грибы в рот с невероятной скоростью. Я знала, что Анника умирала от любопытства, но она покорно выполняла просьбу мамы.
С неохотой я выхожу из кабинки и выжимаю волосы. Вытираюсь и надеваю пижаму, а также меняю одноразовую насадку на зубной щетке, работающей от солнечной энергии. Я чувствую обновленной, возвращаюсь в комнату Анники и сразу ложусь в кровать.
― Все думали, что ты умерла, ― говорит Анника, она ждала меня в комнате. У нее обвинительный тон, который вскоре смягчается. ― Точнее я не думала. Я бы никогда так не подумала.
― Хорошо. ― Я не знаю, что сказать.
― Кроме того, они не нашли тел: ни твоего, ни твоего папы, поэтому я знала, что ты жива.
― Кто все?
― Ведущие. Это было в новостях все утро. Здесь никогда не бывает пожаров, особенно так близко к океану, поэтому новость крутили весь день. ― Анника нажимает на пульт и появляется маленькая голограмма на стене. На ней изображено то, что осталось от моего дома. И дым. Очень много дыма. Анника касается Третьего и смотрит на меня, ожидая, что я сделаю так же.
― Эм, с ним что-то случилось в пожаре, ― вру, потирая ненастоящий Третий. ― Завтра утром первым делом починю его.
На лице Анники мелькает тень подозрения, но она кивает и выключает экран.
― Ты немного пропускаешь — они повторяют одно и то же: пожар был ранним утром, семья пропала без следа, тела не найдены. И бла-бла-бла. А теперь расскажи мне, что случилось!
― Если честно, то я плохо помню, ― говорю я, не готовая открыть Аннике правду. Хоть она и моя лучшая подруга, но разговор с отцом был слишком личным, чтобы кому-то о нем рассказать. Я не готова сообщить ей про секретные записи отца, про мой фальшивый чип личности, про жестоких Заступников, которые ударили отца электрошокером на моих глазах и забрали его с собой.
Поэтому я начинаю с правды.
― Я рано пошла плавать. Ты же помнишь мои кошмары, которые начались после лагеря, а в эту ночь я впервые спала спокойно. Поэтому я пошла плавать пораньше. Где-то через час я почувствовала дым. Запах был ужасен. Чем ближе я подплывала к берегу, тем тяжелее было дышать. Из-за ветра огонь казался больше, чем был на самом деле. Когда я добралась до дома, он весь был охвачен пламенем.
А теперь ложь. Пока я говорю, концентрируюсь на своих ногтях, до сих пор испачканных в саже. Вспоминая уроки Макса о допросах, я говорю медленно и уверенно:
― Я… я не могла нигде найти папу. Было очень рано и никого вокруг больше не было. Я звала его, но он не отвечал. Я даже попыталась войти в дом, но огонь был повсюду. Думаю, что надышалась дымом, потому что мне стало плохо, и я полностью дезориентировалась. Я помню, как ходила по пляжу, но, если честно, не могу вспомнить где. — Я поднимаю голову: следующая часть правда. ― Мне кажется, что я уснула.
― На весь день? ― поинтересовалась Анника.
― Да. Я переволновалась, что не смогла найти папу, и что мой дом сгорел дотла. Понимаешь, ничего не осталось. — Я чувствую подступающие слезы. ― Даже голограммы мамы. Я просто уходила от запаха дыма по пляжу, а затем легла на песок и заснула. Когда проснулась, то сразу же пришла сюда.
― Почему ты была одета в толстовку своего отца?
― Он дал мне ее. ― Еще одна правда. Я просто не уточнила, когда именно он мне ее дал.
Похоже, Анника поверила. Она обнимает меня.
― Ты знаешь, что можешь остаться со мной сколько захочешь. И я уверена, они найдут твоего папу. Может он тоже потерял ориентацию и блуждал, как ты.
― Может, ― говорю я и следующие два часа слушаю ее страдания по Данте. Она показывает все его голограммы на своих идентификационных часах. Он симпатичный и забавный, и Анника очарована им… невероятно. Каждый раз, когда она смотрит на его голограмму, ее Третий жужжит. Странно видеть ее такой удовлетворенной. Такой счастливой. Такой довольной.
Она совершенно забыла о моем положении и полностью поглощена своим.
***
КАЛИКС ЗНАЛ, КАКОВО ЭТО БЫТЬ ЛАБОРАТОРНОЙ МЫШЬЮ.
Он сел между Клаудией Дюрант и отцом перед двухсторонним зеркалом, за которым проводили пары детей. Они только проснулись и не понимали, что происходит. Он наблюдал, как маленького светлого мальчика и миниатюрную смуглую девочку, державшихся за руки, завели в пещеристую комнату. Они оба были одеты в ночные туники до колена, но его была красная, а ее фиолетовая. Заступник дал каждому из них по стакану воды, и они ее выпили.
― Что они пьют? ― спросил Каликс, но Клаудия Дюрант и его отец, так были заинтересованы происходящим, что проигнорировали вопрос.
Дети допили жидкость, поморгали несколько раз, потому что были сразу же одурманены этим напитком. Затем Заступник связал их вместе толстой веревкой. Ошеломленные дети начали плакать, но на них никто не обращал внимания. Когда первый Заступник связал их в крепкий кокон, второй начал крутить металлическое колесо, от чего дети стали медленно подниматься к потолку.
― Что это, папа? Прекрати. Они плачут. ― Каликс вскочил и стал стучать по стене, но его никто не слышал. Никто не видел его. Он в ужасе смотрел, как детей перевернули так, что они оказались вниз головой.
А затем они стали крутиться.
ГЛАВА 12
Я пробудилась
Тихий шепот нескольких голосов разбудил меня.
Я нажимаю на свои часы, правильней сказать, на часы Кензи. Сейчас 4:30 утра — слишком рано, чтобы кто-то уже встал. Я выползаю из кровати и открываю дверь. Слышу отчетливые голоса внизу лестницы. И понимаю, что внизу не только мистер и миссис Амесс. На лестничной площадке сажусь на корточки и вытягиваю шею, чтобы посмотреть через перила. Я могу рассмотреть спины родителей Анники, которые стоят у двери. Они разговаривают еле различимым шёпотом:
― Вы знаете который час? ― предъявляет миссис Амесс.
― Мы не можем рисковать и
