меня не было никакого желания любоваться ни густым живописным потоком гуляющих, от которого до моего слуха доносились обрывки фраз на всех европейских языках, ни лесистыми холмами по обе стороны реки, вдоль которой проходила главная улица.
Приемная доктора была полна народу. Нет ничего неприятнее в моем тревожном состоянии, как ждать целый час в приемной врача, где взгляд встречает только болезненные лица, отмеченные печатью внутреннего смятения или страдания. Я знал, что могу пройти вне очереди, послав знаменитому доктору карточку: превосходительство не заставляют ждать. Но решив не показывать предательского документа, я дождался очереди.
Доктор Л., полный, солидный мужчина с холодным взглядом, что-то сердито спросил меня по-немецки, но я ответил по-французски, что не знаю немецкого.
— О, это ничего. Мы, врачи, — полиглоты, сударь, — сказал он по-французски и предложил мне сесть.
Так как в приемной ждали еще больные, а в моей обыкновенной внешности не было никаких признаков величия, он без всяких предисловий сухо спросил, что со мной.
Я объяснил, что мне рекомендовал обратиться к нему за советом венский доктор, но я, к сожалению, затерял его письмо.
— Не беспокойтесь, сударь.
Он задал мне несколько стереотипных вопросов, какие обычно врачи задают своим пациентам. Я отвечал, как здоровый человек, у которого все органы действуют нормально, который не испытывает никаких болезненных явлений и сам не знает, зачем пришел к врачу.
Доктор выслушал меня, все время заглядывая мне в лицо, потом улыбнулся и сказал:
— У вас ничего нет. Но, поскольку вы приехали сюда, можете, если желаете, пользоваться солеными источниками. Это неплохо: вода их полезна и для здоровых… Впрочем, как вам угодно.
И он встал, показывая, что прием окончен.
Можете себе представить радость, которую почувствовал я при этих успокоительных словах доктора, и благодарность, с какой я положил ему на стол десять гульденов. Но вынимая деньги из бумажника, я выронил несколько своих визитных карточек, на которых, кроме фамилии, стояло мое высокое звание, а вместе с ними и карточку венского врача.
Пока я торопливо подбирал их, доктор, очевидно, успел заметить мой титул: я был разоблачен!
— Это ваши? — спросил он, вперив свой взгляд в одну из них.
Отрицать было бы глупо.
Лицо его сразу переменилось, приобрело совсем другое — почтительное выражение, и он громко воскликнул:
— Ах, excellence!
Я в душе ругал на чем свет стоит карточки, посылал их ко всем чертям.
— Pardon! Ах, что же вы не предупредили меня? Разденьтесь, — взволнованно говорил он.
Я покорился судьбе.
Но как проклинал, как проклинал я в душе эту несчастную случайность!
V
Я остался почти совсем голый.
Доктор попросил меня лечь навзничь на кушетку и принялся с торжественным и таинственным видом стукать, ощупывать, тискать мое тело в разных местах, выслушивать с помощью трубки дыхание в груди; потом повернул меня на живот и стал выслушивать, приложив ухо к спине. Так продолжалось четверть часа.
Наконец, он попросил меня встать и одеться, причем сам помогал мне и, когда мы опять сели в кресла, с важным, даже озабоченным лицом сказал:
— Excellence! Я считаю необходимым после осмотра задать вам еще несколько вопросов… Ах, почему вы меня не предупредили?
В последних словах звучало нечто вроде извинения.
Он задал мне десятка два вопросов насчет моего образа жизни, моей работы, состояния здоровья родителей и деда с бабкой, спросил, отчего они умерли, чем я болел раньше, каков климат Софии, не злоупотребляю ли я чем-нибудь; при этом на каждый мой ответ-исповедь он многозначительно кивал головой.
— Пьете?
— Что?
— Вино.
— Пью.
— Вы понимаете мой вопрос, господин министр?.. Я хочу вас спросить… — с некоторым колебанием пояснил он. — Хочу спросить, пьете ли вы сильно?
— Только за едой.
— Много?
— Стакан, два, три.
Он покачал головой — мне показалось, недоверчиво, как будто желая сказать: «Хитрите, приятель. Знаю, что гораздо больше. Меня не обманешь!»
Я невольно схватился за нос: уж не показался ли он ему красным?
Доктор сел за письменный стол и начал писать. Когда он кончил, я с тревогой спросил его:
— Что вы нашли у меня, доктор?
Вместо прямого ответа он мне сказал:
— Excellence, могу вам сказать одно: вы должны обязательно остаться здесь на месяц; ваше общее состояние говорит о необходимости тщательного лечения; усталость, на которую вы жалуетесь, вызвана не только вашей усиленной работой, но и органическими расстройствами, развитие и нежелательные последствия которых необходимо предупредить энергичным вмешательством. Если желаете знать, в чем заключаются эти расстройства, я могу сказать вам… (Он привел мне ряд странных латинских терминов, в которых я ничего не понял.) Завтра благоволите зайти ко мне еще раз: я дам вам необходимые указания; и принесите анализ мочи (он дал мне адрес специалиста, делающего такие анализы). До приятного свидания завтра, господин министр.
В гостиницу я вернулся в страшно угнетенном состоянии.
Увы, я больной человек! И судя по латинским словам, у меня по меньшей мере пятнадцать болезней, а я этого и не подозревал! Завтра, когда я представлю анализ специалиста, наверно, откроются новые, еще опасней.
Проклятие!
VI
На следующее утро доктор внимательно просмотрел представленный мною анализ — он был написан по-немецки, — и лицо его приняло серьезное выражение. Он написал на длинной полоске бумаги режим, который я должен был соблюдать в продолжение месяца, показываясь ему через день.
Мне предстояло каждое утро в девять часов ходить к главному источнику в центре города (забыл его название) и выпивать стакан воды.
В десять часов идти к другому источнику, чтобы выпить там второй стакан минеральной воды.
Потом принимать лекарства из аптеки, которую он рекомендовал мне.
В
