ответ. Признавайтесь, влюбились? – добавляет Настя.
Чувствую, как Люба прожигает меня взглядом. Думаю, это мой единственный шанс избавиться от надоедливой любовницы.
– Все может быть, Настя, – с хитрой улыбкой произношу я.
И в этот момент огромная папка с документами из рук Любы с грохотом падает на пол. Она с обидой и злостью прожигает меня взглядом. Но меня не в чем обвинить, потому что я ей никогда ничего не обещал. Ни отношений, ни подарков, ни даже продвижения по службе. Только чистый секс. И Любу вполне все устраивало, а за то, что она придумала в своей, стоит признать, глупой голове, я не отвечаю.
– Осторожнее, Люба, – кидаю я двусмысленное предупреждение и, наконец, возвращаюсь в свой кабинет.
Не зря говорят – хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах! Когда я уже собирался сдать все документы и поехать домой, привезли экстренного. Огнестрел. И, конечно же, у меня не было иных вариантов, кроме как остаться и провести операцию. Потому что это – моя работа.
Как назло, кость была раздроблена, задеты жизненно важные органы. Дважды у мужчины была остановка сердца, в связи с чем операция затянулась. Но я, откинув все свои посторонние мысли, просто молча делаю то, что у меня получается лучше всего – спасаю жизнь человека.
Выхожу из операционной и бросаю взгляд на часы: уже полдвенадцатого. Да, мои планы провести вечер с любимой в расслабляющей обстановке, поговорить обо всем на свете, с треском провалились. А для меня это было очень важно. Кто знает, что Мадина себе надумала после вполне невинного поцелуя! Хотя, наверно, это для меня он невинный, а для нее – целое событие.
Беру в руки телефон – ни одного пропущенного. Сердце в страхе сжимается, я переодеваюсь впопыхах и спешу на стоянку. Только бы она не наделала глупостей и не сбежала от меня!
Единственный плюс во всей этой ситуации – ночные дороги города пусты, и я, нарушив всевозможные правила, буквально долетаю до дома за пятнадцать минут. В кои-то веки не рад, что мои окна выходят на парк, потому что сейчас не могу узнать, дома ли моя девочка.
Я буквально врываюсь в квартиру, и тишина меня оглушает сильнее пронзительного крика. Сердце бьется в страхе, как сумасшедшее. Впервые меня накрывает паника, и мой мозг отказывается соображать. Я прямо в обуви, не обращая внимания ни на что, врываюсь в гостиную, окидывая ее взглядом. Пусто.
Поворачиваюсь к кухонной зоне и замираю, выдыхая с облегчением. Мне предстала милейшая картина: Мадина спит прямо за столом, подложив руки по голову. Она настолько прекрасна в своей беззащитности и открытости в этот момент, что я мог бы любоваться ею бесконечно.
Моя девочка так сладко спит, что даже будить жалко. И тут я начинаю замечать детали: блюда, приборы, бокалы. Она накрыла стол на двоих. Ждала меня к ужину. Ей удается делать меня как никогда счастливым, просто находясь рядом и проявляя заботу обо мне.
Я хотел перенести ее в постель, но потом подумал, что, скорее всего, Мадина ничего не ела, ждала меня. Да, я в курсе, что на ночь наедаться вредно, но легкий ужин в ее случае все же необходим. Поэтому, хоть и с сожалением, но аккуратно трясу ее за плечо.
– Проснись, красавица…– Мадина распахивает глаза и по-детски протирает их, странно на меня уставившись.
– Лев? Ты пришел? – с осторожностью интересуется малышка. – Который час?
– Около полуночи. Ты почему не в постели?
– Я…волновалась за тебя…
– А почему тогда не позвонила? – недоумевая, спрашиваю я.
– Я не знаю, – тихо отвечает, обнимая себя за плечи и отводя взгляд. – Не хотела тебя беспокоить.
– Глупости! Звони в любое время, я для тебя всегда свободен.
Несколько мгновений Мадина внимательно смотрит мне в глаза, словно собираясь с духом, чтобы сказать важные слова. Тяжело вздыхает и шепчет:
– Лев…
– Да, моя хорошая, – также тихо отвечаю я, присаживаясь на корточки.
– Я хотела с тобой серьезно поговорить.
На этих словах я напрягаюсь. Да и любой бы на моем месте испугался, потому что когда произносят эту фразу, как правило, не стоит ждать ничего хорошего.
– Да, конечно, говори.
Смущается и резко встает из-за стола, начиная суетиться.
– Нет, давай сначала поешь, наверно, ты голодный, как обычно, не ел весь день…
Откровенно говоря, Мадина была права. Сегодня у меня не нашлось ни одной свободной минутки, чтобы нормально пообедать.
– Хорошо. Но только если ты составишь мне компанию.
Мадина ничего не отвечает, лишь нервно кивает и разогревает еду. Ужин проходит в тишине, но я чувствую, что Мадина пристально за мной наблюдает. Поднимаю глаза и ловлю ее на разглядывании.
– Почему ты ничего не ешь? – спрашиваю я, заметив, что моя девочка так и не притронулась к еде.
– Я…только недавно поужинала, не дождалась тебя, – говорит и, смущаясь, отводит глаза. Врет. Ложь Мадины я научился распознавать на раз-два, потому что моя девочка не умеет врать от слова «вообще». Замечаю, как она нервно теребит край своей футболки. Малышка явно волнуется.
Откладываю приборы в сторону.
– О чем ты хотела со мной поговорить? – задаю вопрос, внимательно разглядывая девочку.
Лучше бы я не спрашивал…
Мадина сцепила пальцы, но потом передумала и сложила руки на коленях, как примерная девочка. Она смотрит куда угодно: на свои руки, в сторону, на стол, но не на меня. Я молчу, давая ей возможность собраться с мыслями.
Она решительно поднимает голову и проникновенно смотрит мне глаза. А я тону, тону в этих невероятно огромных карих омутах. И меня не нужно спасать, потому что я добровольно сдаюсь в плен.
– Лев…я…хотела попросить тебя, – заикаясь, произносит Мадина.
Я вижу, как она нервничает, и, решив ее приободрить, встаю со своего места, присаживаюсь на корточки и беру ее за руку, слегка ее сжимая. Она глубоко вздыхает и сбивчиво выпаливает:
– Я понимаю, что сейчас буду выглядеть в твоих глазах падшей женщиной…Наверно, так оно и есть. И я пойму, если ты не захочешь меня больше видеть и выгонишь из своего дома, – по мере того, как она говорит, ее глаза наполняются слезами. Мне дико хочется обнять ее и заставить перестать плакать, но я этого не делаю, потому что ее решимость угаснет, и вряд ли она решится поговорить со мной на эту тему еще раз. Судя по тому, как она нервничает, тема разговора весьма щепетильна. – Но…Мне не к кому больше пойти с такой просьбой, да и я хочу, чтобы это был именно ты. Только ты. Я только сейчас понимаю,
